Теннесси Уильямс - Стеклянный зверинец

Лаура (неуверенно). Ну как прошло собрание «Дочерей американской революции»?

Аманда медленно раскрывает сумочку, достает белоснежный платочек, изящно встряхнув, разворачивает и так же изящно прикладывает к губам и ноздрям.

Ты разве не была на собрании «Дочерей», мама?

Аманда (тихо, едва слышно). Нет… не была. (Чуть повышая голос.) У меня не было сил пойти к «Дочерям». Скажу больше, у меня не было мужества! Я готова была сквозь землю провалиться! (Медленно подходит к стене и снимает схему пишущей машинки. Грустно смотрит на схему, держа ее перед собой, затем закусывает губу и рвет лист надвое.)

Лаура (тихо). Зачем ты это делаешь, мама?

Аманда повторяет ту же операцию с алфавитом Грегга.

Зачем ты…

Аманда. Зачем? Лаура, сколько тебе лет?

Лаура. Ты знаешь, мама.

Аманда. Я считала тебя взрослым человеком. Кажется, я ошиблась. (Медленно подходит к дивану и садится, не спуская глаз с Лауры.)

Лаура. Почему ты так на меня смотришь?

Аманда (закрывает глаза и опускает голову. Длительная пауза: счет до десяти). Что ты собираешься делать, что с нами будет, как нам жить?

Такая же долгая пауза.

Лаура. Что-нибудь случилось, мама?

Аманда тяжело вздыхает, снова вынула платок, прикладывает к уголкам глаз.

Лаура. Мама, что случилось?

Аманда. Не волнуйся, через минуту я приду в себя. Просто меня огорошила… (пауза, счет до пяти) жизнь…

Лаура. Мама, я хочу, чтобы ты все-таки сказала, в чем дело!

Аманда. Ты же знаешь, сегодня мне предстояло вступить в должность в нашей организации «Дочерей».

На экране — комната, полная машинисток.

По пути я завернула в Торговый колледж Рубикэма — сообщить, что у тебя простуда, и узнать, как ты успеваешь.

Лаура. Боже мой…

Аманда. Я подошла к преподавательнице машинописи и представилась. Она тебя не помнила. Уингфилд, говорит…у нас в списках такой не числится. Я стала уверять, что она не может не знать тебя, что ты ходишь на занятия с самого начала января. «Уж не имеете ли вы в виду, — говорит она, — ту ужасно робкую крошку, которая перестала посещать школу после нескольких занятий?» «Нет, — говорю, — моя дочь Лаура посещает школу каждый день вот уже шесть недель!» «Одну минутку», — говорит. И достает журнал. Там черным по белому твое имя и дни, когда тебя не было, пока они не решили, что ты бросила школу. Я ей: «Тут какая-то ошибка! Что-нибудь перепутано в записях!» «Нет-нет, — говорит. — Теперь я ее вспомнила. У нее так тряслись руки, что она никак не могла попасть по нужной клавише. А когда я в первый раз устроила испытания на скорость, ей сделалось дурно. Пришлось почти нести вашу дочь в туалет. С того дня она и не показывалась. Мы звонили на дом, но телефон не отвечал…» — ведь я как раз в те дни работала у «Фэймуса и Барра», демонстрировала эти… О боже! Я почувствовала такую слабость, что едва держалась на ногах. Я села, принесли воды. Пятьдесят долларов за обучение, наши планы, мои надежды поставить тебя на ноги — все в трубу.

Лаура тяжело вздыхает и неловко поднимается. Подходит к граммофону, заводит его.

Что ты делаешь?

Лаура. А что? (Однако выпускает ручку, возвращается на место.)

Аманда. Где ты пропадала, ведь ты же не ходила в колледж?

Лаура. Гуляла.

Аманда. Неправда!

Лаура. Правда. Просто гуляла.

Аманда. Гуляла? Зимой, в этом пальтишке? Это же верное воспаление легких! Где ты гуляла?

Лаура. Как когда. Чаще всего в парке.

Аманда. И с простудой — тоже?

Лаура. Я выбирала меньшее из двух зол, мама.

На экране — парк, зимний пейзаж.

Я не могла пойти в колледж. Меня вырвало там прямо на пол!

Аманда. Так ты хочешь сказать, что каждый день с половины восьмого утра до пяти вечера болталась в парке? Я думала, что моя дочь посещает Торговый колледж Рубикэма.

Лаура. Это не так страшно, как кажется. Я заходила куда-нибудь погреться.

Аманда. Куда ты заходила?

Лаура. В художественный музей или в птичник в зоопарке. Я каждый день ходила к пингвинам. Иной раз вместо завтрака я брала билет в кино. А потом я чаще всего бывала в «Жемчужине» — это большой стеклянный дом, где выращивают тропические цветы.

Аманда. И все только для того, чтобы обмануть меня?

Лаура опустила голову.

Зачем ты это делала?

Лаура. Мама, когда ты огорчаешься, у тебя такой страдальческий вид, как у божьей матери на картине в музее.

Аманда. Молчи!

Лаура. И я боялась сказать тебе.

Пауза. Едва слышны звуки скрипки. На экране надпись: «Черствая корка унижения».

Аманда (машинально вертит в руках тетрадь). Так что же нам делать дальше? Сидеть дома и смотреть, как маршируют солдаты? Забавляться стеклянным зверинцем? Всю жизнь крутить старые пластинки, которые оставил отец как горькую память о себе? Мы отказались от попытки обеспечить себе какое-нибудь деловое положение… из-за несварения желудка на нервной почве. (Устало усмехается.) Что же нам остается — всю свою жизнь от кого-то зависеть? Уж я-то знаю, каково незамужним женщинам, которые не сумели определиться на работу. Сколько я видела таких на Юге — несчастных старых дев… их едва терпит из жалости зять или невестка… Отведут им какую-нибудь конуру, они и маются… водятся только с такими же, как они сами… Маленькие птички, женщины, не имеющие своего гнезда и всю жизнь грызущие черствую корку унижения! Ты понимаешь, какое будущее мы себе уготовили? Клянусь, это единственная перспектива, иной я не вижу! Не очень приятная перспектива, согласись? Правда… бывает ведь, что удается выйти замуж…

Лаура нервно трет руки.

Неужели тебе никто никогда не нравился?

Лаура. Нравился… один мальчик. (Встает.) Здесь как-то я наткнулась на его фотографию.

Аманда (с проблеском надежды.). Он подарил тебе карточку?

Лаура. Нет, это снимок в ежегоднике.

Аманда (разочарованно). А… выпускник средней школы.

На экране Джим, кумир школы, с серебряным кубком.

Лаура. Да… его звали Джим (Берет со столика на гнутых ножках тяжелый том.) Вот он здесь в «Пиратах из Панзанса».

Аманда (рассеянно). Где?

Лаура. Это оперетта, которую ставили старшеклассники. У него был восхитительный голос, мы сидели в классе на соседних рядах… каждые понедельник, среду и пятницу. Он выиграл этот серебряный кубок, когда победил в дискуссии! Посмотри, как он улыбается.