Кшиштоф Кесьлевский - Декалог

Анка. Ты о чем?

Михал. О том, что, если кого-нибудь сюда приведешь… Ярека или еще кого… тебе нечего будет бояться.

Анка. Не уверена, что я кого-нибудь приведу.

Оба одеваются.

Михал. Что мы вчера ели? Хлеба не было…

Анка. Я принесла булки.

Михал, уже навьючивший на себя огромный рюкзак, идет на кухню и с торжеством вытаскивает из хлебницы связку ключей.

Из автобуса в международном аэропорту выходят Анка и Михал.

Стойка, где производится таможенный досмотр.

Анка. Не будешь бояться?

Михал. Буду. Может, удастся заснуть.

Умолкают: обычная неловкость при прощании.

Анка. Не люблю, когда ты уезжаешь. Эта куртка не слишком теплая?

Михал прижимает к себе Анку, гладит еще влажные волосы.

Анка. Чуть не забыла… Я тебе выписала кое-что из энциклопедии. Литература, живопись, история… население, главные города… Черт, я ведь еще хотела посмотреть, кто там во главе государства…

Михал. Я знаю, доченька.

Анка. Пока, папа.

Михал. Держись.

Перед аэровокзалом в маленьком «фиате» сидит симпатичный паренек. Увидев Анку, вылезает из машины, окликает ее, подставляет щеку — безрезультатно.

Ярек. Не поздороваешься? Я жду уже полчаса.

Анка. Привет.

Ярек коренастый, темноволосый, энергичный. Часто смеется — пожалуй, чересчур часто.

Ярек. Я вас видел. Что ж ты не помахала папе платочком?

Анка. Точно.

Быстро выскакивает из машины и бежит на галерею для провожающих; Ярек за ней.

Анка. Нет, подожди там.

Ярек. Я твоему папочке не нравлюсь?

Анка. Нравишься, но все равно подожди.

Ярек. Поедем к тебе?

Анка. Нет.

Ярек. Сегодня нет?

Анка. Сегодня нет.

Анка видит отца, садящегося в автобус. На макушке у него лысина — дома она была почти незаметна.

Анка. Папа!

Лысина замирает, отец машет рукой и знаком показывает, что должен садиться. Автобус уезжает.

Пожилой господин. Жених?

Анка не отвечает. Самолет катится к взлетной полосе.

Пожилой господин. Простите, кажется, мы с вами где-то встречались.

Анка. Да. В клозете.

Пожилой господин. Что, что?

Анка. Встречались, говорю. В сральне в Крыжополе.

Пожилой господин. Простите.

Анка. Ради Бога.

Женщина-окулист являет собой классический образец мужика в юбке: короткая стрижка, размашистые движения, низкий голос.

Врачиха. Имя?

Анка. Анна.

Врачиха. Возраст?

Анка. Двадцать.

Врачиха. Студентка?

Анка. Театральное училище, последний курс.

Авторучка врачихи замирает.

Врачиха. Что надо сдавать при поступлении? Мой сын к вам собирается.

Анка. Литература, стихи, проза, песенка…

Врачиха. Это я знаю… Вы какие стихи читали?

Анка. Херберта [2] Збигнев Херберт (1924–1998) Поэт и эссеист, автор драматических произведений и радиопостановок, писатель, обладающий большим художественным и моральным авторитетом. Его биография трагически переплетается с историей ХХ века. Лауреат польских и зарубежных литературных премий, один из наиболее часто переводимых польских авторов. .

Врачиха. Херберта… Н-да, ему не попасть. Вы красивая. Плохо видите?

Анка. Да. Вчера я смотрела издалека на самолет и почему-то видела только расплывчатое пятно. Потом вспомнила, что номер автобуса могу разобрать только в последнюю минуту. Когда он уже близко.

Врачиха надевает Анке металлическую оправу с одним закрытым окуляром и подходит к таблице с буквами.

Врачиха. Читайте.

Анка. Ф. А. 3. Е. Р. Фазер.

Врачиха. Последние буквы вы просто угадали.

Анка. Да.

Врачиха. И английский знаете?

Анка. Да. Зачем вы их так расположили?..

Врачиха. Заодно проверяю общий уровень.

Анка. Мой отец вчера улетал на том самолете, которого я не видела.

Врачиха показывает на букву в нижнем ряду.

Анка. Не знаю.

Врачиха. Нехорошо, вы правы.

Вначале нечетко, а потом — по мере приближения желтого конверта к глазам — все отчетливее Анка видит надпись, сделанную чертежным почерком: «Вскрыть после моей смерти». Она стоит в комнате отца над выдвинутым ящиком тумбочки, потом идет с письмом к себе. Внимательно его разглядывает — вероятно, не в первый раз. Конверт толстый: в нем, по-видимому, много листков. Сняв с лампы абажур, Анка разглядывает письмо на свет — ничего не видно. Конверт тщательно заклеен; Анка пытается отогнуть уголок — безуспешно, нюхает — запах не вызывает у нее никаких ассоциаций. Тем не менее она снова подносит конверт к носу; теперь (если актрисе удастся это сыграть) запах ей что-то напоминает. Звонок в дверь. Анка смотрит в глазок. Видит за дверью деформированную фигуру Ярека с огромной головой и короткими ногами. Он смотрит Анке прямо в глаза, чувствуя её взгляд, просительно наклоняет голову, словно умоляя о благосклонности, Анка улыбается: простой актерский этюд сыгран хорошо и забавно. Ярек прикладывает палец к губам, а затем приближает его к нижней части глазка: палец вырастает до гигантских размеров.

Ярек. Здесь у тебя рот?

Анка. Здесь.

Ярек. Поцелуй. Поцеловала?

Анка. Нет.

Ярек. Ты не была на занятиях. Пришлось пропустить твои сцены.

Анка. Мне нездоровилось.

Ярек. А завтра?

Анка. Завтра приду. И долго ты собираешься тут стоять?

Ярек. Я замерз. С удовольствием выпил бы чего-нибудь горяченького.

Анка. У нас нет газа.

Ярек. Я на тебя посмотрю.

Анка. Меня нет.

Ярек. Ты есть.

Ярек прекращает игру. Грустно улыбается; на искаженном линзой лице улыбка кажется еще печальнее. Анка открывает дверь, Ярек нежно ее обнимает, Анка не отстраняется: скорее из жалости, а не потому, что ей это приятно.

Ярек. Чем я провинился?

Анка. Ничем. Не думай, что все вертится вокруг тебя.

Ярек. Мы можем побыть вместе.

Анка. Я предпочитаю этим заниматься, когда он недалеко. Ему назло. А когда он уезжает и я полностью свободна и могу этой свободой пользоваться… мне становится тошно.

Фактически она говорит это себе. Да Ярек и не слушает, он целует Анкину шею и мочку уха, касается груди.