Laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

— Он поправится? — спросила Лили. Старший целитель взмахнул над пациентом волшебной палочкой; его планшет с зажимом без поддержки парил в воздухе, а перо продолжало на нем что-то выводить.

— Надеемся, что да, — произнес он, не отрываясь от сплетенной над Северусом сети заклинаний. Она вспыхивала то красным, то синим, то золотым, и напоминала диаграмму со спиралью ДНК. — А сейчас, юная леди, мне надо работать. Ты не мог бы прилечь, сынок? — спросил он, собираясь уже положить руку на плечо пациента, но Северус одарил целителя таким убийственным взором, что тот остановился.

— Ты не мог бы прилечь? — повторил он, сохраняя спокойствие. Северус послушался; его внимание снова переключилось на Лили.

С несвойственной ей проницательностью она подумала, что он, должно быть, гадает, что именно ей рассказал... сколько она услышала и какие сделала выводы. Лили улыбнулась, но выражение его лица не изменилось.

Как же ей хотелось, чтобы эти дурацкие целители поторопились и скорее его вылечили.

— Все хорошо, Сев, — сказала она, отчаянно мечтая придвинуть к нему поближе этот ужасный плетеный стул... но при его маме не осмелилась. К тому же ее могли выставить из палаты. — Теперь все будет хорошо.

Кажется, у него замерло дыхание. Он молчал и лишь смотрел на нее, и Лили позабыла обо всем на свете... о целителях, о его матери, о полоске линолеума, отделявшей ее от больничной койки, — даже о Джеймсе, Сириусе и Ремусе там, за дверью, где-то в отделении, и просто сидела рядом с ним в этот первый час наступившего нового года.

1 января 1977 года

Лили проснулась, совершенно не представляя ни где находится, ни что произошло, пока она спала. Все тело противно ныло — в особенности голова, но и остальное тоже, как будто она перенесла какой-то особенно поганый грипп или скатилась с каменной лестницы. Мокрая от пота одежда липла к коже.

Она застонала — звук вышел слабый и протяжный. На большее сил уже не хватало. Может, если не вставать, то удастся снова уснуть... ну или хотя бы ей не станет хуже...

Где-то наверху кто-то переместился — скрипнул пол, почудилось узнаваемое движение воздуха.

— Мам? — сипло спросила она, хоть и догадывалась, что это не ее мать — никакого обволакивающего аромата гардении и апельсинов... но и не Северус тоже — ни нафталина, ни капусты... и не Петунья с ее детской присыпкой... Пахло только пылью — как в давно запертых комнатах. Но кто тогда?..

Лили с трудом разлепила глаза. Свет был мутный — зеленовато-серый, словно смотришь со дна аквариума, и в этом свете куда-то назад отодвинулась черная тень... кажется, кто-то незнакомый. Она понадеялась, что это не Люциус Малфой, которому вздумалось поквитаться с ней за сорванные планы. Господи, да где же она оказалась?

— Тебе нехорошо? — спросил невозмутимый и неприятно знакомый голос, и Лили обожгло холодком нехорошего предчувствия. Это была мать Северуса.

Теперь она вспомнила... прошлой ночью, когда в районе двух часов целители все-таки выставили из больницы их обеих, миссис Снейп привела ее на узенькую и мощенную булыжником улочку, а затем нашла крошечную гостиницу рядом с темными каменными постройками у пустынной дороги. У Лили сразу мурашки поползли по коже — так нервировала ее мысль о том, чтобы спать в одной комнате с этой женщиной... остаться беспомощной и беззащитной... но, похоже, посреди ночи решимость не закрывать глаза куда-то сгинула — а теперь и вовсе осталось только это ощущение, словно ее скинули с лестницы. Более чем вероятно, что миссис Снейп прокляла ее, как только она задремала.

Это были худшие зимние каникулы в ее жизни.

— Меня вчера случайно не роняли с лестницы? — хрипло выдавила Лили.

— Возможно, это последствия того прелестного проклятия, которое ты наложила на моего сына, — промолвила миссис Снейп таким тоном, словно отвечала на бессмысленный вопрос только из вежливости. — Или какая-нибудь зараза, которую ты подцепила в Мунго; ослабленный организм не в силах ей сопротивляться.

Лили оттолкнулась от постели, пытаясь сесть... не столько, конечно, "сесть", сколько "откинуться на подушки и изголовье кровати". В комнате было мрачно, холодно и тесно; несколько лучше, чем в том отельчике в Камдене, где она ночевала с Севом, но лишь на какую-то йоту — викторианская вариация на ту же самую тему. Мебель из темного дерева растрескалась и обветшала; сквозь единственное закопченное окно в мыльных потеках никак не получалось рассмотреть, что снаружи. Обстановка казалась зеленоватой из-за штор из органзы — одна из них была сдвинута в сторону, к самому краю мутноватого стекла.

Миссис Снейп сидела в кресле с подлокотниками — под окном, рядом с крошечным камином, в котором едва теплился еще более крохотный огонек... он казался таким ослабевшим — Лили чувствовала себя почти так же. Воздух в комнате не просто пах застарелой пылью — он был весь ею пропитан, причем в буквальном смысле слова: в лучах зеленоватого света дрейфовали отчетливо заметные крупные пылинки.

— Где мы? — от слов у нее заныло горло, а голова предложила немедленно заткнуться и лечь назад на кровать.

— В Лондоне, на Грейнторп-Аллей.

В правой руке мать Сева держала волшебную палочку, в левой — надтреснутую чашку. На шатком голенастом столике рядом с ее локтем виднелся помутневший серебряный поднос, на котором пристроились щербатый заварочный чайник, блюдце с ломтиками лимона и тарелка с нарезанным белым хлебом. Миссис Снейп небрежно направила палочку на поднос — чайник взмыл вверх, и во вторую чашку полилась тонкая струйка ярко-коричневой жидкости.

— Тебе с лимоном? — спросила она с такой скукой в голосе, что Лили лишь через пару секунд заметила, что ей задали вопрос.

— М-м... нет, спасибо.

Миссис Снейп махнула рукой, и чашка поплыла по воздуху. Лили обхватила ее обеими ладонями и залпом проглотила напиток, несмотря на всю его невозможную горечь.

— Мы далеко от Мунго? — спросила Лили, поскольку мама Сева явно не была настроена поддерживать беседу — просто сидела, откинувшись на спинку кресла, одна рука на подлокотнике, в другой — чашка, и смотрела на выдыхающееся пламя.

— На расстоянии одной аппарации — для ведьм это нормально, — сказала миссис Снейп, не потрудившись даже поднять на нее взгляд.

Что ж, если она настолько не хочет помогать, Лили сама во всем разберется. В комнате обнаружились старинные напольные часы — узкие, задвинутые в угол; обе поникшие стрелки указывали вниз, на шестерку. "Словно они сдались", — подумала Лили.

— Который сейчас час?

— Семь с небольшим. Я хочу навестить Северуса. Если ты считаешь, что способна встать, можешь ко мне присоединиться. Если же ты предпочитаешь валяться в постели, страдать и жалеть себя — то вперед, можешь заняться и этим, — допив чай, она отставила чашку на покрытый патиной поднос; Лили тем временем пыталась запихнуть куда подальше свое негодование. Как ей это удается — отвечать на простейшие вопросы с такой неприязнью?