боло-боло

боло-боло p.m.

УДК 82–342

ББК 84 (4)

p.m.

Боло-боло. М.: Радикальная Теория и Практика, 2014. — 224 c.

ISBN 978-5-9905393-3-6

В своей антикапиталистечской утопии автор описывает все сферы жизни автономных сообществ, связанных в глобальную сеть, — боло-боло. Они вобрали в себя всё то, к чему мы стремимся и за что сражаемся: экологический образ жизни, кооперативная структура производства, устойчивое развитие, доверительные взаимоотношения, независимость и абсолютная свобода личности.

Несмотря на то, что эта книга была написана 30 лет назад, она содержит в себе фундаментальные принципы общества нового типа и служит отличным средством для вдохновения к новым преобразованиям.

Книга выпущена под лицензией Creative Commons (CC BY-NC-ND 4.0)

«Attribution — NonCommercial — NoDerivatives»

«Атрибуция — Некоммерческое использование — Без производных произведений»

Издательство «Радикальная Теория и Практика»

Москва, 2014

Забудь слова — и ты осознаешь.

Содержание

Горькое похмелье

Планетарная рабочая машина — Планрабмашина

Три основные части Машины

Кризис трёх договоров

А-договор: разочарование в потреблении

Б-договор: разочарование в социализме

В-договор: развитие нищеты

Крах реальной политики

Всё или ничего

Боло-боло

Субструкция

Диско

Трюко

Предварительное расписание

Ибу

Боло

Зила

Таку

Кана

Нима

Коду

Ялу

Зиби

Пали

Зуфу

Гано

Бете

Нуго

Пили

Кене

Тега

Дала и Дуди

Фудо

Зуми

Аза

Буни

Мафа

Фено

Зади

Фази

Яка

Боло-боло 30 лет спустя

Аза-пили

Горькое похмелье

Если ты мечтаешь один — это лишь мечта,

Если вы мечтаете вместе — это реальность.

Бразильская народная песня

Жизнь на нашей планете не так сладка, как хотелось бы. Очевидно: на Земле не всё в порядке. Но что? Может быть, сама идея «Человек» была фундаментальной ошибкой природы или кого-то другого? Зачем животное встало на две ноги и начало думать? Но тут мы ничего изменить не можем. Мы должны жить с этой ошибкой природы, то есть с собой. На ошибках учатся.

Начиналось всё многообещающе. Так, в каменный век — приблизительно 50 тысяч лет тому назад — людей было немного, а съедобных растений и дичи — более чем достаточно, и для обеспечения жизни требовалось немного времени и усилий. Для того, чтобы собрать достаточно кореньев, ягод, орехов, фруктов или грибов, уложить пару кроликов, косуль, кенгуру, поймать рыбу, птицу или ящерицу (или ещё проще — заманить их в ловушку), нужно было два-три часа в день. Мы вместе поедали мясо и собранные растения в шалашах и пещерах, расположенных в обжитых местах, и проводили остальное время в полудрёме и мечтах, купались, танцевали, занимались любовью и рассказывали истории. Кто-то расписывал стены пещеры, кто-то вырезал поделки из костей и дерева или изобретал новые ловушки и слагал новые песни. Мы беззаботно кочевали группами в 25 человек без большого багажа и собственности, без семейных связей и начальства, без страха и религии. Мы предпочитали страны с мягким климатом, и никакая «цивилизация» не могла нас прогнать в пустыни, тундры или горы. Как свидетельствуют антропологические находки, палеолит — время лучшего в истории человечества общественного устройства. Долгое и счастливое время по сравнению с двумястами годами индустриального кошмара.

История развития человечества могла пойти по нескольким сценариям. Один из них — наша безумная неосмотрительность с чудовищными последствиями. Кто-то, должно быть, забавлялся с семенами и растениями и постепенно изобрёл сельское хозяйство. Эта идея выглядела очень хорошей. Отныне вместо того, чтобы бегать и искать съедобные растения, наши предки могли выращивать их вблизи поселения.

Но теперь мы должны были несколько месяцев жить на одном месте, складировать семена и саженцы, распределять и планировать работу. Вместо того чтобы жить в согласии с природой, мы стали жить за её счёт и видеть в ней всё более ненадёжного партнёра, а иногда даже подлого шулера. Появилась необходимость в защите урожая от собратьев-кочевников, которые продолжали настаивать на том, что всё на нашей планете общее. Возникли конфликты между фермерами, охотниками и скотоводами. Нам пришлось объяснять другим, что мы «работали» для того, чтобы себя обеспечить, однаконаших собеседников само слово «работа» приводило в недоумение. Планирование, ограничение объёмов продуктов, охрана, заборы, организация и необходимость в самодисциплине открыли дверь в новые социальные организмы: духовенство, начальство, армия. Мы создали религии, воспевающие плодородие, чтобы укрепить свою веру в выбранный нами образ жизни. Отныне соблазн возращения к свободной жизни собирателей и охотников навсегда останется угрозой для общества. Будь то патриархат или матриархат — во всех случаях мы стояли на дороге к государственности.

С развитием древних цивилизаций в Месопотамии, Индии, Китае и Египте власть и её централизация стали самоцелью. Баланс между человеком и природными дарами зачастую был уничтожен, мы стали жертвами своих же изобретений. Вместо того, чтобы работать два часа в день, мы гнули свои спины по десять, а то и больше часов на плантациях и стройках нами же созданных фараонов и цезарей. Мы умирали на их войнах или были депортированы в качестве рабов по их же прихоти. Тех, кто пытался вернуть себе своё право на свободу, мучили, подвергали чудовищным пыткам или убивали. Распались наши племена и роды, мы стали чужими на своей земле и оказались беззащитными перед иерархическими организациями принуждения. Мы превратились в рабочий скот государства.

С началом индустриализации лучше не стало. Когда крестьяне начали бунтовать, а ремесленники в городах стали слишком независимыми, власть имущие сделали новый ход. Было создано новое организованное средство принуждения под названием фабрика. На место орущих управляющих с хлыстами в руках пришли холодные и молчаливые машины. Гнёт был усилен и автоматизирован. Машина стала одновременно и средством производства, и средством наказания. Тот, кто не улавливал ритм работы машины, наказывался увечьем. В очередной раз прогресс принёс нам ещё больше работы и невыносимые условия жизни. Всё общество, вся планета превратились в одну большую рабочую машину. И эта Рабочая Машина стала также машиной войны, ибо мир и принудительная работа исключают друг друга. Как может человек, которого медленно разрушает работа, сопротивляться тому, что Машина убивает других? Собственная неволя — это всегда угроза свободе другого. Промышленность — это всегда военная промышленность, даже в «мирное время». Она ведёт либо мелкую войну под именем «будни», либо большую войну под именем «война». Одно не бывает без другого.