Дмитрий Черкасов - Обреченные эволюцией, Или новые приключения мусоров

Настоящий патрульный милиционер должен быть толстым и тупым. Толстым – чтобы не мерзнуть зимой на посту, а тупым – чтобы не спрашивать, на кой черт его выгоняют на улицу в такой мороз…

Веселые люди делают больше глупостей, чем грустные, но грустные делают большие глупости.

Бей ментов, спасай Россию!

Начальник “убойного” отдела N-ского РУВД майор Соловец, краснея и смущаясь от собственной несдержанности, негромко ругался матом, стоя на лестничной площадке четвертого этажа здания управления. Соловец ждал, когда же, наконец, водитель УАЗика сержант Котлеткин, известный также под ласковой кличкой “Пенек”, отлучившийся буквально “на минутку”, покинет гостеприимные стены ватерклозета.

Из комнаты для хранения вещественных доказательств вывалилось тучное тело дознавателя Удодова, немного постояло, пытаясь сохранить вертикальное положение, и осторожными шажками двинулось по коридору.

Тело сильно штормило.

Соловец посмотрел на часы и отметил про себя, что половина первого – это несколько рановато для достижения той кондиции, в которой пребывал работящий Удодов.

Дабы сохранить подобие равновесия и не сбиться с пути, дознаватель широко расставил руки в до другой, дотопал до двери в свои кабинет, со второй попытки распахнул ее ногой и попытался войти.

Но не тут-то было!

Раскинутые руки не пустили…

Удодов попробовал раз, другой, третий.

Результат получался отрицательный.

Тогда дознаватель применил хитрый тактический прием, свидетельствующий о высоком уровне развития коры правого полушария головного мозга милиционера. Он отступил на пару шагов от двери, развернулся боком, присел, немного наклонил голову и на полусогнутых, мелко семеня, как краб, влетел в кабинет. Через полсекунды до слуха Соловца донесся звук падения чего-то тяжелого, и майор сообразил, что Удодова остановил стоящий возле окна стол.

“Эх, тяжела житуха российского мента…” – с грустью подумал Соловец.

Вызванные для разговора к дознавателю Безродному, вот уже почти сутки пребывающему в следственном изоляторе УФСБ на Литейном, 4 и дающему инициативно-чистосердечные показания о своих связях с Пекином, трое граждан неодобрительно покачали головами, наблюдая за финалом перемещений Удодова по открытому пространству, и вернулись каждый к своему занятию.

Старушка в зеленом пальто продолжила вязать пинетки.

Молодой человек аспирантской наружности в неброской, но дорогой дубленке светло-серого запястье, выглядящими довольно скромно, но при этом стоимостью в две с половиной тысячи долларов, возвратился к чтению статьи в газете “Новый Петербургь”, которая была посвящена недавним приключениям какого-то судьи Шаф-Ранцева, в пьяном угаре скакавшего голым по стойке бара в клубе “Бада-Бум” и расколотившего лбом панорамное стекло шесть на четыре метра.

Мужчина, похожий на сильно невыспавшегося слесаря, вновь приступил к разгадыванию кроссворда в журнале “Вне закона”.

Наконец отворилась дверь туалета, и пред очами Соловца предстал Опанас Котлеткин.

Сержант держался независимо и смотрел мимо начальника “убойного” отдела.

Рукава его серенького кителя были мокры до локтей.

На груди также расплылось влажное пятно.

– Что ты там столько времени делал? – зашипел Соловец, оглядывая Котлеткина, чей вид никак не походил на плакатный образ питерского милиционера, должного быть рослым, подтянутым, широкоплечим, с печатью интеллекта на высоком лбу и усталыми, но добрыми глазами. – Раков в унитазе ловил?

– А-а-а. – Сержант горестно махнул рукой. – Шапку уронил.

– И? – осведомился майор.

– Засосало, – вздохнул Опанас. Установленная стараниями подполковника Петренко финская сантехника обладала настолько мощным сливом, что могла всосать в себя даже щуплого милиционера, не говоря уже о предметах его гардероба.

Котлеткин был далеко не первым, кто таким образом лишился детали одежды.

У капитана Казанцева смыло его любимый шарф, Рогов попал на подтяжки, а дознаватель Твердолобое неосмотрительно нажал на рукоять слива и чуть не был задушен собственным галстуком, конец которого свисал над отверстием стока.

– Ну и черт с ней. – Соловец поспешил к лестнице. – Поехали, мы и так опаздываем.

– …Давай, давай потихонечку! Да поднимай же ее, о, донна Роза! – сипло хрипел взмокший Дукалис, с трудом удерживая за угол громоздкий шкаф-купе с приборами.

– Погоди, щас перехвачу… Уф, тяжелая, зараза!

Низкорослый оперуполномоченный уголовного розыска Вася Рогов пытался поудобнее взяться за другой угол шкафа и был бы наверняка раздавлен, если б не своевременная поддержка Андрея Ларина, подставившего свое плечо под заваливающуюся на друга махину с аппаратурой.

– Слушай, а что мы дежурному скажем? – поинтересовался Рогов у товарищей, когда шкаф с грехом пополам был извлечен из подвала на улицу. – Что это машина времени, на которой мы только что сгоняли на уик-энд к Шерлоку Холмсу в Лондон? [Подробнее о приключениях ментов в гостях у Холмса см.: Д. Черкасов, А. Воробьев. “На Бейкер-стрит хорошая погода, или Приключения веселых мусоров”] Чтоб его!…

– Какой, блин, Холмс! Какой Лондон! Вещдоков, что ли, не видел? – сплюнул Дукалис. – Нет, ребята, без транспорта мы эту хреновину в контору не доволочем. Послушай, Андрюха, давай, хлебнем чего-нибудь да тормознем какой-нибудь “мерс”…

Но опять в разговор вмешался неверующий Василий, рассуждая, мол, зачем мучиться с аппаратурой, если она вряд ли еще раз заработает без специалиста.

– Почему это не заработает? – удивился Толян. – Ну хорошо, Ларин по специальности медик. А мы-то с тобой инженеры или кто? Разобрать сумели, значит, и собрать сможем. Думаю, за пару часов с помощью лома и чьей-то любимой мамочки все это хозяйство запустим.

– А мамочка тут при чем? – захлопал ресницами молодой опер.

– Исключительно для связки слов, – хохотнул грубоватый Дукалис. – Идите ловите машину, а я тут поохраняю…

Часа через полтора после этого разговора к “убойному” отделу подъехал огромный дорожный каток, на капоте которого аккуратно покоились очередные “вещественные доказательства” в виде шкафа-купе, напичканного какой-то странной аппаратурой. Тут-то и выяснилось, что экс-туалет, приспособленный для обитания оперативников [Подробнее см.: А. Кивинов. “Мент обреченный”], отнюдь не был рассчитан проектировщиками для хранения столь громоздкого имущества. Поэтому под безутешные стенания водителя катка, уверявшего, что ему надо что-то там асфальтировать, все доставленное хозяйство было перевезено в РУВД. Там “вещественные доказательства” перетащили в подвал и сдали “под охрану и оборону” дежурному. На стенке рядом с новыми “вещдоками” поддатый Ларин старательно вывел надпись: “От Холмса, с любовью”.