Надежда Первухина - Выйти замуж за дурака

И начала я у них работать да чернокнижной премудрости учиться…

Василиса Прекрасная замолчала, переводя дыхание. Достала из пышного рукава батистовый платочек, обмахнулась им, отерла выступившие слезы…

– Не скажу, чтоб баловали они меня, – вновь заговорила она, – но и без провинности не корили. А уж какие науки колдовские мне они открывали – и поверить невозможно!

– Какие же? – нетерпеливо спросила я.

Прекрасная тезка перешла на свистящий шепот:

– Язык птичий да звериный я вызнала, все колдовские травы, что в зельях разных применяются, наперечет знаю, где какая растет – хоть с закрытыми глазами в лесу покажу! Баба Яга меня и ступой управлять научила, и погоду портить – середь лета заморозки устраивать, а зимой дождик вызывать… Долго ли, коротко, а прожила я у них почти до– совершеннолетия. И вот однажды летом, в ночь полнолунную, приказывает мне месье Жак выйти на двор. Вышла я, стою, тихо, а Яга с месье Жаком принялись заклинания читать, да такие, что у меня волосы на голове зашевелились – темные силы они вызывали! Закончили они, и тут услыхала я, как крылья шумят. Опускаются с небес на поляну перед избой восемь черных воронов, громадных, с теленка ростом; у каждого глаза горят, а в клювах держат они по книге.

– Смотри, Василиса, – произнесла тут Баба Яга. Это главные книги колдовской премудрости. Прочтешь любую – обретешь силу великую, только за то чтение тебе душу заложить надобно. Станешь читать?

Испугалась я. Душу-то закладывать страшно, да и кем я тогда стану – колдуньей черной, окаянной!

– Нет, – отказала я учителям своим. Не по силам мне этакое, не обессудьте.

Те только усмехнулись.

– Проверяли мы тебя, Василиса, – отсмеявшись, сказала чернокнижница, а месье Жак закивал. Не впала ли ты в гордыню демоническую. Не впала, как погляжу. Это хорошо. Ибо ни один смертный не может прочесть этих книг без опасности для здоровья. Если б ты взялась хоть за одну книгу, тебя тут же на месте бы испепелило. Вот как! Но знать о сих книгах ты, как всякая чародейка, обязана. Имена книгам суть сии: Шестокрыд, Воронограй, Рафли, Остролий, Золей, Звездочетьи, Врата и Альманах. В семи первых из них излагается особливое колдовство, а Альманах великий всему чернокнижному ремеслу посвящен. Нет его важнее! В чьи бы руки сия книга не попала, все равно она к своим хранителям вернется. Было дело, книгу сию и жгли, и в основание города вкладывали, а она опять-таки возвращалась.

– А кто же, – осмелилась я спросить у своей наставницы, – может этими книгами владеть и прочесть их?..

– Из людей только те на такое способны, кто душу дьяволу за неразменную копейку продали. Да таких немного. На копейки человечьи дети не слишком падкие, им все рубли подавай. Тут взмахнула Баба Яга рукавом, и улетели вороны с черными книгами. Хотела бы я поглядеть хоть на одного… или на одну, кто за копейку, хоть и неразменную, своей ин-ди-ви-ду-аль-ности лишится.

Сказала те слова чернокнижница и словно накликала. Потому что недели не прошло с той лунной ночи, как заявилась в избу окаянная Аленка, про которую я за годы обучения и думать забыла. И мстить ей вовсе не думала, не до того мне было.

Только вот она про меня помнила. Как увидела, сразу узнала и улыбаться стала гаденько.

– Пришла твоя погибель, – говорит. Я теперь, как и ты, сирота, терять мне нечего.

И заявила она наставникам моим, что пришла у них всю науку колдовскую вызнать. И они ее выучить обязаны, поскольку она, Аленка то бишь, душу свою дьяволу за неразменную копейку продала.

Месье Жак очень на Аленку гневались, но поделать ничего не могли: та все по правилам требовала! Стали они с Бабой Ягой ее учить, а я только и думала, как бы теперь от них уйти потихонечку, чтоб сводная сестра меня не тронула.

Аленка-то, в отличие от меня, всю простую чародейскую науку за год превзошла, так что месье Жак даже начал ее побаиваться, а Баба Яга клялась ее выгнать, потому что разговаривала с нею Аленка предерзостно и всякие пакости наставнице беспричинно творила. Только Аленка в них ровно клещ впилась: сказывайте, велит, как можно Черное Осьмокнижие в руки получить. Вишь, во всем хотела она не только меня, но и самих чернокнижников обойти! Но те ей ничего про Осьмокнижие не говорили – боялись, что слишком большую власть Аленка возьмет. И вот настало первое летнее полнолуние. О ту пору Баба Яга улетела травы собирать на дальнюю делянку, а месье Жак вообще отъехал в свою Помиранцию – на встречу с какими-то колдунами знакомыми. Остались мы с Аленкой вдвоем. Я дела дневные переделала, да и на чердак полезла – спать. И вот сплю я, а сама слышу, что вышла Аленка на полянку и принялась те заклинания выкрикивать, что воронов с книгами призывают. Тут весь сон с меня слетел, бросилась я прочь из избы через черный ход, потому как поняла, чем дело может обернуться.

И точно, слетелись, как и в тот раз, восемь громадных воронов, у каждого в клюве по книжке. А Аленка им говорит дерзко так:

– Клювы-то раззявьте, каркуны! Подавайте мне Черное Осьмокнижие! Я полное право имею на владение энтим раритетом!

Воронам, конечно, такое обращение не понравилось, подхватились они лететь, да не тут-то было! Аленка руками взмахнула, глазами сверкнула, так вороны все словно порох вспыхнули, в огне корчатся, а книг не выпускают. Глядеть страшно! И вот, как вороны те догорели, Аленка к головешкам-то подходит и книги забирает по очереди. Тут и лес шумит, и с неба молнии в Аленку бьют, и звезды прямо на поляну сыплются…

– Метеоритный дождь? – прервала я, но Василиса Прекрасная меня даже не слышала, поглощенная своим рассказом.

– А Аленке ничего не страшно. Забрала она себе семь книг, подходит к тому, что от последнего ворона осталось, а тот вдруг как полыхнет на нее пламенем! Пока Аленка отчихивалась, он взлетел, и вижу: прямо на меня, в малине затаившуюся, летит и книгу'последнюю в когтях держит! В один миг все и случилось. Увидал он меня, сунул в руки книгу, прохрипел: «Беги и сохрани сие!» – и тут же прахом рассыпался. Тут Аленка меня учуяла да как взвоет дурным голосом! Вопит: «Отдай! Все равно тебе не жить!», да я не стала дожидаться, когда она меня испепелит, и в лес убежала. Лес-то я получше Аленки знала, мне там больше петлять-бродить приходилось… – Василиса замолчала, прикрыв глаза. Лицо у нее стало бледным, словно у мраморной статуи.

Я тронула ее за плечо:

– Тебе плохо?

– Нет, – очнулась Василиса. Глаза у нее отчего-то сделались отсутствующими и выразительными настолько, насколько выразителен монитор зависшего компьютера. Что я сейчас говорила?

– Рассказывала про свою жизнь в колдовской спецшколе, – озадаченно протянула я. Про книги чародейные… А что дальше-то было? Как ты сюда попала?