Надежда Первухина - Выйти замуж за дурака

– Что это? – спросила я прекрасную тезку, старательно удерживая норовящий спрыгнуть на пол самовар.

Тезка недоуменно подошла к окну, распахнула его, глянула на небо и завопила:

– Ах, каковой пассаж! Ведь это змей крылатый крушение претерпевает на Красной площади.

Мы с Ваней одновременно подскочили к окну. Верно, в небе тянулась широкая полоса из серо-багрового дыма и оканчивалась она точно в районе Красной площади.

– И часто у вас самолеты… то есть крылатые змеи, падают? – взволнованно осведомилась я у супруга.

– Бывает, – философическим тоном ответил он и предложил: – Пойдемте поглядим, что ли.

Поглядеть помимо нас собралось чуть ли не все население прилегающих к главной площади улиц. Видимо, змеи все-таки падали нечасто, и народ этакое щекочущее нервы зрелище просто; так пропустить не желал. Над толпой, взявшей в кольцо дымящиеся останки, стоял гул советов, мнений, жутких восторгов и счастливых смешков карманных воришек. Тут же развернули торговлю сбитенщики, квасники и бараночники; какой-то находчивый коммерсант в ситцевой рубахе предложил нам, проталкивающимся сквозь толпу, «особливо закопченные стекла, чтобы на змиев пламень глядеть без вреда зрению», но мы стеклами пренебрегли.

Наконец толпа кончилась, и мы трое вытолкнулись на площадку, в центре которой дотлевали, посверкивая аварийными огоньками, останки злополучного змея. Нет, это в самом деле когда-то был великолепный экземпляр крупного дракона, но ему не повезло. От роскошных крыльев остались только хрящи и кости, туша обуглилась (воняло, кстати, преомерзительно), а морда покоилась в луже темной странно блестящей жидкости, напоминавшей нефть.

– Жалко дракона, – вздохнула я, и тут…

И тут упомянутая туша зашевелилась. Толпа истерически охнула:

– Никак живой!

Шевеление продолжалось, и на свет божий из-под пуза погибшего лайнера явилось донельзя вымазанное сажей и слизью существо явно человеческого происхождения.

– Вот и пассажир, – прокомментировала я это явление. Интересно, он один летел? И есть ли на драконе черный ящик с записями последних минут полета? И еще надо вызвать комиссию по расследованию летных происшествий… И врачей, чтоб оказать первую помощь потерпевшему.

«Потерпевший» сделал несколько неверных шагов по направлению к нам, но зашатался и рухнул прямо на руки двух подоспевших извозчиков-ломовиков.

– Ба, да энто, никак, человек! – удивленно воскликнули ражие мужики и принялись приводить бедолагу в чувство при помощи интенсивного встряхивания и похлопывания по щекам.

– Уймитесь, охальники, будет вам над раненым глумиться! – сурово сказала Василиса Прекрасная и, подойдя вплотную к обвисшему в мужичьих лапах потерпевшему, произвела первичный осмотр. Несите его в наш терем, да немедля. Придется мне его в сознание возвращать и раны лечить. Живого места на нем нет, весь как есть исполосован ранами да рубцами незажившими. И откуда только летел сей несчастный?!

Под неусыпным оком Василисы Прекрасной раненого отвезли на подводе к нам в терем. В сознание он не приходил, был удивительно грязен, а его когда-то явно белые одежды превратились в лохмотья самого гнусного вида. Под руководством жены царевича наши девушки, поминутно хихикая, рдея и смущаясь, раздели потерпевшего и принялись обтирать его полотенцами, окуная их в чашки с теплой мыльной водой. При этом они пошло перешептывались, а лейтмотивом их шепота было: «Ты погляди, какие у него!»

– Цыц, охальницы! – то и дело стращала девиц моя тезка. У человека беда, а вам все хаханьки.

Вымытый, вытертый и спеленутый чистыми простынями участник аварии оказался изможденного вида мужчиной лет этак сорока, чрезвычайно смуглым, с гладко выбритым лицом и такой же бритой головой. Он мне мучительно кого-то напоминал, только я пока не понимала кого…

Василиса Прекрасная поднесла к носу мужчины золотой флакончик с нюхательной солью. Потерпевший вдохнул, сморщил нос, чихнул, закашлялся и открыл глаза – черные и томные, как маслины в сахарном сиропе (никогда не ешьте эту гадость!!!). Осмотрелся и слабым голосом сказал:

– Вашнашсрам шримад бхагавадтутитам!

У нас с Ванькой глаза на лоб полезли, а Василиса Прекрасная так и ахнула:

– Да как же это?! Да неужто!..

– Парватиломати шри йшопанирвати, – покачивая головой, пробормотал удивительный тип, а Василиса подхватилась и немедленно подала ему чарку, наполнив ее родниковой водой из кувшина, со словами:

– Кумарис, махатма!

«Махатма» воду выпил просто взахлеб, осмысленно поглядел вокруг, и из уст его посыпалось:

– Ом, ом, браммахпутра брахмаста шиварис шри пудрас вшибатам! Кумарис, кумарис!

– Василиса, неужто ты понимаешь, о чем он говорит? – удивленно спросила я тезку.

– Понимаю, конечно, – кивнула та. Это же самскрип, язык древней ведической премудрости. Махатма, шри летели откуда ом вашнасутра куда направлялись?

– Двиджа бандху! – окрепшим и весьма горделивым тоном ответствовал Василисе знаток древней ведической премудрости и плотнее закутался в простыни. Шрила прабхупада ом митхун чакраборти ши-вану ом сипаи!

– Переведи, что он говорит, – попросили мы с Иваном Василису, разглядывая диковинного типа и гадая, каким таким ветром занесло его в Тридевятое царство.

– Махатма, то есть великий учитель, просветленный и совершенный, чье имя не дано знать недостойным, – зачастила Василиса, – направлялся путем очищенных и присноблаженных, то есть летел из древней столицы Вашнапуп в таинственные пещеры Гимнолайских гор для преподания основ своего учения тамошним послушникам.

– Прибхакти свами снами и стеми ширтанананда! – вякнул великий учитель и блеснул своими маслинами.

– Махатма говорит, что молния Вишну недаром поразила прирученного им крылатого, змея. Махатма считает, что по воле сансары попал в дикую землю непросвещенных шудр и теперь его задача – даровать нам просветление.

– Кумарис, кумарис! – воздев вверх узкие, похожие на вздувших клобуки змей руки, воскликнул махатма. Шри чайтанья махариши шиву шиву свами!

– Просветлитесь, просветлитесь! – восторженно блестя глазами, принялась Василиса Прекрасная за синхронный перевод. Придите под сень моего учения, куда да не проникнут неприкасаемые, низкорожденные и… женщины,

Переведя последнюю фразу, Василиса заметно переменилась в лице.

– Так-так, – покачала головой я. И даже в Тридевятое царство проникли гнусные женоненавистнические идеи! Скажи этому махатме, Василиса, чтоб он тут не тряс этим учением, как эксгибиционист своим хозяйством, а то вековать ему в сансаре до скончания Кали-юги! Женщин он, видите ли, за неприкасаемых считает! Да если на то пошло, я первая ему не позволю к себе прикоснуться!