Борис Леонтьев - Триумф великого комбинатора

– А затем, Александр Иванович, что думать надо быстрее. Мы плывем на одном большом корабле, и не исключено, что это "Титаник".

– Причем здесь "Титаник"?

Бендер начал терять терпение:

– Притом, что вы вместо газгандского сала будете есть шницель под брильянтовым соусом из слез на бессрочных каторжных работах, где-нибудь в пределах Магаданской области, и лет через десять, как раз за день до того, как будут раздавать конфеты, сыграете в ящик. Итак, вы хотите близко познакомиться с магическим словом "сверхприбыль"?

– Суть дела? Только не тяните.

– Хорошо, не буду!

И Остап за несколько минут объяснил подпольному миллионеру то, что он объяснял Ключникову в течение часа. Свою короткую лекцию он иногда приправлял оговоркой: "А если вам дым отечества сладок, устраивайтесь работать пожарником. Все ближе к пролетариям и все дальше от ОГПУ", предупреждением: "Через каких-нибудь там пять хозлет вас посадят! Вот тогда-то вы вспомните мои слова!", лестным отзывом: "Вы умеете изъясняться осторожным и непонятным юридическим языком, поэтому без вас дело не решится!", занозистым замечанием: "После того как я встретился с вами и потерял веру в человечество, меня постоянно гложет мысль о том, чтобы поскорее убраться из этой страны...", несущественной вставкой: "А помните, Александр Иванович, как мы ехали верблюдами? Взлетали на ухабах, пугливо хватаясь за талию возницы!", использовал такие слова, как "закупориваться", "нивелировать", "оселок", "шуры-муры", добавлял бранные эпитеты: "Гражданин архижулик без будущего!", "Зенки протрите, товарищ Корейко!", "Не плюйте в колодец, вылетит – не поймаете!", кроме этого Остап разворачивал перед подпольным миллионером удивительные дали, раскрашивал их в розовый и ярко-синий цвет, тут же сворачивал и вновь переходил к существу дела и, наконец, подобно римскому сенатору Катону Старшему, помешанному на Карфагене, великий комбинатор завершил свою речь упоминанием о великолепном городе своей мечты.

Корейко заерзал на стуле.

– Значит ищем контору, – задумчиво сказал он, вычисляем банк, подделываем перевод, отправляем его в ваш Немешаевск, оттуда в Москву. Затем на сцене появляется мой Оконников?

– Не здесь, а раньше!

– То есть?

– Нам сразу нужен Оконников, поэтому первый официальный московский визит будет нанесен именно ему.

– Лучше обойтись без визита.

– Ну тогда...

– Проще пригласить его в ресторан. Аркадий Борисович человек светский, изыск любит.

– Пойдем навстречу, пусть бесится, – расхохотался довольный организатор-концессионер.

– Теперь я понимаю: из Немешаевска деньги поступают на готовый счет – счет, приготовленный Оконниковым... – Корейко уже не злился на незванного гостя. – Да-да, я кое-что слышал о спецсчетах... Вы знаете, интересно! Вполне интересное дело. Время шло невероятно быстро. Подпольный миллионер взглянул на часы – они показывали четыре.

– Итак? – с деловой улыбкой, желая расставить все точки над "i", холодно молвил Остап.

– Москва, так Москва!

– Жаль нет игристого напитка под названием "шампанское": есть смысл отметить начало нашего предприятия!

– А что, если...

– Если что?

– Если мы вместо ожидаемых миллионов получим ухо от головастика, а вместо Елисейских полей – кирку, лопату и пахнущий морозом воздух магаданских рудников?

– Как руководитель нашей концессии, отвечаю за все!

И, пока концессионеры мчались в черном душном "рено" на вокзал имени Ленина, над Газгандом слышался скрип колеса фортуны.

В час пополуночи, когда до отправления поезда "Бришкент-Москва" оставалось что-то около тридцати минут, уставшие до одури концессионеры прибыли на бришкентский вокзал имени товарища Янукидзе. Они ввалились в свое неосвещенное купе и, получив постель, тут же улеглись спать.

Скоро дверь в купе открылась, запустив внутрь полоску света и типа с длинными прямыми волосами. Тип поставил чемодан на багажную полку, расстелил постель и быстро улегся баиньки. Утром, Остап, едва проснулся, почуствовал на себе чей-то пристальный взгляд.

И в самом деле, на нижней полке сидел человек огромного роста, слегка сутулый, с серо-синими глазами и длинными ресницами на хмуром скуластом лице. Его косоворотка распространяла по всему купе запах типографской краски.

– О! – крайне удивился Остап. – Фома Несдержанный поэтический мастер, работник пера. Я не ошибся, товарищ Фома? – Ну и что же? – осклабился мастер.

Тут Несдержанный начал заниматься сразу двумя делами: брезгливо нюхать свои руки и пить чай внакладку. На столике стояла тарелка, на которой нагло раскинулось песочное печенье, рядом с тарелкой лежало яблоко с родинкой.

– Помните, вы были в Немешаевске?

– Немешаевск – забытый мотив. Сейчас вот езжу по стране... Представляете, строка в голову не лезет?! Как снял я год назад с машинки талантливую поэму "Мужики и бабы", так после этого – хоть тресни!..

– Как же так?

– Да вот так. Хоть я имею право называть себя Фомой Несдержанным, получается, что я поэт с двойным дном, иначе говоря, поэт со странностями всех великих поэтов. Замучил гад меня столбняк, так мучит землю злой сорняк. Попробуйте сейчас описать сволочь во всей красе! После банкета в "Немправде" не могу найти правду. Сами знаете, правда – это не потаскушка, которая вешается на шею каждому, даже тому, кто не желает быть с ней знакомиться. Меня уже тошнит от агропоэм и огородных кантат. Хочется чего-нибудь пролетарского.

Александр Иванович еще спал: с его полки время от времени слышался пронзительный храп.

Бендер свесился с полки.

– Могу вам дать рецепт пролетарской рифмы. Хотите?

Фома оставил в покое чай, принялся за печенье.

– Вы что, поэт?

– Некоторым образом. Я владею тайной стиха.

Яблоко с родинкой подскочило на месте.

– Тайной? – Фома скроил мрачное лицо. – Рецепт? И что это за рецепт?

– Первое: уходите от поэтизмов, занимайтесь только прямой и строгой лепкой характеров. Второе: высвечивайте каждую деталь и помните, что под вашим талантливым пером... У вас перо талантливое?

– Да, разумеется.

– Так вот, под вашим талантливым пером говорит вся страна.

– И все?

– Почти. У вас из-за чего произошел кризис творчества?

– Сам не знаю, наверное, критики...

– Пишут, что ваши стихи бездарны, беззубы и убоги?

Фома пожал плечами.

– И из-за этой чепухи у вас слова не высекаются пером?

– Ну не только... Вы же знаете, что я пишу политические курбеты...

"Вот идиот навязался на мою голову!" – подумал Остап.

– Знаете, что я вам скажу, товарищ Несдержанный? Вы сосредоточьтесь и выкиньте из головы дореволюционных поэтических монстров. Прославьте, черт возьми, несокрушимый фасад социализма, а выразительные строки сами лягут на бумагу. Вот попробуйте...