Гомер - Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского

«Мои вести сломили их окончательно. Они вспоминали неистовство листригона Антифата и преступную жестокость людоедов-циклопов. Они заревели в голос, проливая крупные слезы. Но от их плача никакого проку не было. Наконец, я пересчитал моих облаченных в броню воинов и разделил их на два отряда. Во главе одного я стал сам, а во главе другого — благородный Эврилох, джентльмен и офицер. Мы положили жребии в медный шлем, чтобы определить, кто пойдет на разведку. Выпал жребий отважного Эврилоха, и он повел свой отряд. Горько плакали его двадцать два воина, а мои двадцать два плакали в знак сочувствия.

«Отряд Эврилоха пробирался по лесным прогалинам, пока не дошел до сложенных из тесаного камня стен дома Кирки. Дом стоял на лужайке посреди чащи, а вокруг бродили горные волки и львы, а на самом деле заколдованные жертвы ее чародейского зелья. Они не только не нападали на моих матросов, но прыгали им на грудь, облизывали лица и виляли длинными хвостами, как собаки, ластящиеся к хозяину, когда тот приносит им с пира лакомые кусочки. C восторгом прыгали волки и львы вокруг моих матросов, но те оробели при виде страшных клыков и когтей этих грозных и необычных ручных животных, и укрылись на веранде дворца. Они услышали, что из дворца доносится голос Кирки — прекраснокосая богиня мелодично напевала за большим ткацким станком. Она водила челноком с нитью и ткала плотную нетленную ткань, изделие редкой красоты, изящества и блеска, как заведено у богинь.

«Один из моих лучших офицеров, Полит, на которого я полагался больше всех, сказал своим товарищам:

— Друзья-моряки, кто-то во дворце работает за ткацким станком и поет так, что пол дрожит и вторит песне. Это голос женщины или богини. А ну-ка позовем ее.

«Они дружно окликнули ее, и Кирка немедленно вышла и пригласила их войти. По простоте душевной они устремились к ней, только Эврилох заподозрил подвох и остался снаружи. Кирка усадила их в кресла и на скамьи, и приготовила им смесь сыра с ячменем и желтым медом, замешанную на прамнейском вине. Туда же она подмешала сильное зелье, которое отбивало у них память о родной земле. Как только они проглотили ее угощение, она коснулась их своей волшебной палочкой, и сразу погнала в свинарник, потому что у них появились свиные рыла, и щетина, и захрюкали они, как свиньи, только разум у них остался человечий, как и раньше, и они горевали и плакали в свинарнике. А Кирка поставила перед ними желуди, каштаны и ягоды кизила. Оставалось им есть свиной харч и валяться в грязи.

«Эврилох вернулся к кораблю, чтобы рассказать о катастрофе, постигшей его отряд. Он был в таком состоянии, что при всем желании не мог сказать ни единого слова. Из глаз текли слезы, всхлипы застряли в горле, его сердце было сокрушено горем. В ужасе от этого зрелища мы засыпали его вопросами, и, наконец, мы узнали о судьбе его товарищей:

— Лорд Одиссей, — сказал он, — мы выполняли твой приказ. Мы прошли сквозь дубняк, и вышли на поляну к замку, построенному из тесаного камня. Кто-то работал там за ткацким станком и распевал чистым голосом — женщина или богиня. Мои матросы окликнули ее. Она немедленно вышла, открыла полированные двери и пригласила нас войти. Не подумав о последствиях, мои матросы устремились за ней. Я остался снаружи, опасаясь подвоха. И весь отряд пропал. Ни один не вышел, хоть я долго сидел и караулил у дверей.

«Услышав эти речи, я препоясался длинным мечом с тяжелым медным клинком и серебряными ножнами, перекинул лук через плечо и попросил его проводить меня тем же путем. Но он припал к моим коленам и слезно умолял меня крылатыми словами:

— О порожденный Зевсом, не заставляй меня возвращаться туда. Позволь мне остаться здесь, а еще лучше, давай убежим с теми, кто остался в живых. У нас еще есть шанс спастись. А если ты туда пойдешь — и сам погибнешь, и товарищей не спасешь.

— Ладно, Эврилох, — я ответил ему, — оставайся здесь, ешь и пей у борта черного корабля. А я пойду. Это мой долг.

«C этими словами я повернулся спиной к морю и кораблю и пошел вглубь острова, по мрачному лесу, по зачарованным полянам, к замку колдуньи. Возле замка предо мною предстал сам Гермес с его золотым жезлом. Он выглядел юнцом самого прелестного возраста — с чуть пробившимся пушком на подбородке. Он окликнул меня по имени, взял за руку и сказал:

— Злосчастный Одиссей, ты снова в одиночку бродишь в лесной глуши, пока твои спутники заперты, как боровы, в тесном свинарнике Кирки. Ты идешь их освободить? Я говорю тебе, ты и сам не спасешься, но окажешься вместе с ними под замком. Но знай, я могу спасти тебя и уберечь от беды. Вот тебе снадобье, с его помощью ты сможешь войти во дворец Кирки и уцелеть. Знай, что Кирка пользуется черной магией. Она приготовит тебе угощение, и в него подмешает отраву. Но тебя она заколдовать не сможет, тебя защитит данный мною оберег. Поступай так: когда Кирка ударит тебя своей волшебной палочкой, выхвати острый меч и бросайся на нее, как будто собрался ее зарубить. Она сожмется в ужасе и будет умолять тебя вместо этого разделить с ней постель. Не раздумывая, прими ласки богини, если ты хочешь, чтобы она освободила твоих матросов и к тебе хорошо отнеслась. Но заставь ее поклясться великой клятвой богов не замышлять против тебя худого, а то она злоупотребит твоей наготой и лишит тебя мужества.

"C этими словами Победитель Аргуса вырвал из земли обещанный мне корень. Боги называют его "моли [60]", его корень черный, а цветок белый, как молоко. Его нелегко выкопать человеку и смертному, но боги могут все. Гермес покинул лесистый остров и вернулся на высокий Олимп, а я с тяжелым сердцем подошел к дому Кирки. Я остановился у ворот и окликнул ее. Богиня услыхала, открыла двери и пригласила меня войти. Я нехотя вошел. Она усадила меня в подбитое серебром кресло со скамеечкой для ног, работы умелых мастеров. Она смешала напиток в золотой чаше, бросила туда губительное зелье и протянула мне. Я взял чашу и выпил ее безвредно. Она встала и стукнула меня волшебной палочкой, выкрикнув: "Проваливай в свинарник, валяйся в грязи со своими друзьями!" Но я выхватил меч и вскочил, как бы собираясь проткнуть ее насквозь. Она завизжала, бросилась мне в ноги и обхватила мои колена, обливаясь слезами и пронзительно причитая:

— Что ты за человек, какие родители породили, какой город взрастил такого мужа? Это чудо, что ты отпил мое зелье и не поддался ворожбе. Никогда я не видала, чтобы человек устоял перед этой отравой, коль она прошла сквозь губы и пересекла ворота горла. Твои ум и сердце, видимо, неуязвимы для волшебства. Наверняка ты — хитроумный непобедимый Одиссей! Мне говорил носящий золотой жезл Аргусобойца, что ты появишься здесь по пути из Трои на своем добром черном корабле. Я умоляю, спрячь свой меч в ножны, ляг со мной, переплетем наши тела и научимся доверять друг другу в любви и соитии.