Бурятский эпос - Гэсэр

Вверх тормашками лег Саргал,
Вкруг него в тоске зашагал
Безутешный Алтан-Шагай.
Умолял он: «Отец, вставай!»
То в ногах его, то в изголовье
Он рыдал, обливаясь кровью,
То назад идет, то вперед,
Как помочь отцу — не поймет.
А Саргала дума тревожит:
«Видно, старший сын не таков,
Чтоб защитою стать от врагов,
Он беду одолеть не может!»

Он со старшим вернулся домой.
Снова утро взошло над землей,—
Стал испытывать среднего сына,
Но отца охватила кручина:
«Не сумеет Мунгэн-Шагай
Защитить отеческий край
От могучих, злобных врагов!»

Белолиц и белоголов,
Недовольный, вернулся домой.
Третье утро взошло над землей, —
Начал старец, гласит преданье,
Сына третьего испытанье.

Добрались до высоких берез,
До лесов, где листва густа.
Задал сыну отец вопрос:
«Что ты скажешь про эти места?»

«Всю березовую чащобу
Надо выкорчевать без остатка.
Коль обрушит враг свою злобу,
Будет поле ровно и гладко,
Пригодится для правой войны.
Чтобы были враги сметены,
Чтобы мы одержали победу…
С этой мыслью, разумом слаб,
По местам березовым еду».

Вот погнали дальше быка,
Доскакали до сосняка,
Где прекрасны багрец сосновый,
Твердых лиственниц высота.
И отец вопрошает снова:
«Что ты скажешь про эти места?»

«Надо нам, чтобы жить в тиши,
Нашу землю обезопасить.
Эти лиственницы хороши,
Чтоб врагов завидущих дубасить,
Пригодится нам и сосна,
Если с недругом будет война».

Едут-едут, заботы отбросив,
Добрались до высоких колосьев:
Нет посевам края-предела!
И Хитару-птица взлетела
Из хлебов, что поспели вокруг.
Красный бык испугался вдруг,
Побежал, четырехгодовалый,
Стал топтать деревьев завалы,
Сбросил двух седоков, и упал
Вверх тормашками старый Саргал:
Затвердели белки его глаз,
Смерть нежданная, что ли, стряслась!

Встал Нюсата, глядит удивленно
На недвижное тело нойона.
Он кричит: «Поднимись, отец!»
Но Саргал молчит, как мертвец.
Трижды сын повторил свой крик,—
Ничего не слышит старик.
Стал тогда размышлять Нюсата:
«Как затмилась отцова судьба?
Если 6 здесь, где земля богата,
Не взрастили соседи хлеба,
Не вспорхнула б Хитару-птица.
Если б здесь не могла гнездиться,
То быка не повергла б в испуг.
Если б бык нас не сбросил вдруг,
Не скончался бы мой отец!»

К этой мысли придя наконец,
Красной плетью взмахнул он умело,
Из древесных она ремней,
Восемнадцать застежек на ней!
Препоясал могучее тело
Он березою, рослою, белой,
Вырвал лиственницу для опоры
И подумал: «Время приспело,
Чтоб свершить заповедное дело.
Перед тем как в землю зарою,
Я воздам почет властелину:
Серебром его плечи покрою
И покрою золотом спину».

Две полы завернул за кушак,
До локтей засучил рукава
И отправился юный смельчак,
Чтоб свои защитить права,
В государство китайского хана.
Шел и шел — и пришел утром рано
В государство китайского хана.
Во дворец он вступил старинный,
Молвил хану среди дворца:
«Ваши подданные повинны
В том, что я потерял отца.
Я теперь его в землю зарою,
Но сперва, как следует сыну,
Серебром его плечи покрою
И покрою золотом спину».

Согласился властитель державы
С ясной речью: «Мы были неправы,
Ведь на вашей земле мой народ
Сеет злаки из года в год.
Ты получишь в этот же день
Серебро и червонное злато.
Своего отца ты одень
В серебро и червонное злато.
Разукрась его тело богато
Да в могилу зарой в горький час.
А теперь я составлю указ,
И с тобой, лишь его составлю,
Наших поданных я отправлю».

Испугались люди Китая,
Нагрузили они, не считая,
На возы серебро и злато,
С ними вместе поехал Нюсата.
До китайских добравшись колосьев,
Яму вырыл он острой лопатой,
Рядом шапку дырявую бросив.
Удивляются люди Китая,
Серебро и злато кидая:
«Не наполнится шапка никак!»
Преподносят они кушак,
Расстилают шелк-чесучу,
Говорят с мольбой силачу:
«Нас, что ради посевов пришли,
Со своей не гоните земли!»
В путь пустились — и скрылись вдали.

Исполняя сыновний долг,
Дорогого отца Нюсата
Облачил в чесучу и шелк,
Облачил в серебро и злато,
Порубил он деревья лесные
Вместе с ветками, вместе с корнями
И сухие стволы, и сырые,—
И разжег высокое пламя.
Заплясал огонь, засверкал,
От огня отшатнулся Саргал,
Закричал: «Ой, смерть горяча!»
Побежал, и с его плеча
Стали падать шелк, чесуча,
Серебро и червонное злато.
Младший сын старика поймал
И воскликнул: «Я помню свято,
Что беда для всего живого,
Коль мертвец оживает снова».

Он отца поднимает опять,—
Он сейчас в огонь его бросит,—
Но отец умоляет-просит:
«Ты не должен меня сжигать,
Я не мертв, прости мне причуду,
Притворяться больше не буду!»

Так старик просил Соплячка,
Перетряхивая кисет.
Сын кивнул головой в ответ.
Нагрузили они быка
Шелком, золотом, серебром,
А потом уселись вдвоем
И быка погнали домой.
Так подумал Саргал седой:

«Младший сын у меня растет,
Для народа — броня-оплот.
Всех врагов одолеть он может,
Все напасти он уничтожит».

Было радостным возвращенье:
Младший сын испытанье прошел!
Вот хозяйка свое угощенье
На серебряный ставит стол,
Накрывает стол золотой,
Угощает питьем и едой.
Вот уселись они впятером:
Старики — за одним столом,
За другим столом — сыновья.
Вдоволь пищи, вдоволь питья!
Как насытился старый Саргал,
Погрузился он в размышленья.
Он любимую трубку достал,
Что казалась не меньше тюленя,
Серебром в руке поиграв,
Из огромного, как рукав,
Темно-бархатного кисета
Трубку красным набил табаком:
Будто всыпал копну целиком!
Он огнивом жемчужного цвета
Высек яркие искры огня —
Пламя вырвалось из кремня.
Затянулся он куревом чистым,
Начал с шумом, выдул со свистом,
А как выдул дымок, был он цвета
Загорающегося рассвета.

Солнце желтое скрылось во мгле.
Серый сумрак настал на земле.
Лег старик на высокое ложе,
Чтобы нежиться в мягком тепле.
Соболиное одеяло
И бобровое одеяло
Хорошо укрывали Саргала!

Вот и новое утро настало,
Нежно-нежно лучи заблестели.
Все, покинув свои постели,
Вышли в лес — духовитый, густой.
Родниковой умылись водой,
Причесались и приоделись.
Сели вместе за стол золотой,
Вкусной, сытной пищей наелись,
За серебряный сели в радости,
Ели сахар и всякие сладости.

Вот Саргал, отраду вкушая,
Посылает Алтан-Шагая
К дяде, к черному Хара-Зутану:
«Ты поведай дядюшке-хану:
Опротивела мне бычатина,
И я вспомнил, что замечательно
Лишь таежного зверя мясо.
Так начнем же с этого часа
На таежного зверя облаву,
Поохотимся вместе на славу!»