Александр Лавров - Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

Вот я сейчас весь обложился книгами, чтобы ветер не изорвал бумагу. Я представляю в данный момент символ . Вся новая литература, если она что-нибудь означает, изображает человечество, у которого вечность вырывает бумагу, опрокидывает чернильницу. Конец. Осень. День безвременья – день осенний.

Ведь душа просится на свободу, в жизнь. До сих пор она была загнана в литературу. Теперь ей претит ее темница. Ей хочется свободы. Душа пробуждается – вернее, приближается к поверхности, объективируется. Весь мир должен стать в наших глазах только духом, только объективированной душой ». « Mens sanа in corpore sano » [846]для нас, европейцев, парадокс. Если это и бывало , теперь невозможно: теперь « mens sana in corpore insano » [847], [848]. Тело совр<���еменной> литературы прокажено. Но да будет так: не нужно телесного! L’âme… remonte pour ainsi dire à la surface de l’humanité et manifeste plus directement son existence et sa puissance. Cette exi et cette puissance se révèlent de mille manières inattendues et diverses… Les hommes sont plus près d’eux mêmes et près de leurs frères; ils se regardent et s’aimant plus gravement et plus intimement… A une époque très reculée de l’histore de l’Inde, l’âme doit s’être approchée de la surface de la vie… Aujourd’hui, il est clair qu’elle fait de grands efforts. Elle se manifeste partout d’une manière anormale, impérieuse et pressante… Elle doit se préparer à une lutte decisive, et nul ne peut prêvoir tout ce qui dépendra de la victoire ou de la fuite… Même par moments cela ressemble à un ultimatum … Il faut être prudent; ce n’est pas sans raison que notre âme s’agite (M. Maeterlinck) [849]. Если бы Гёте жил с нами, если бы видел смущенных, обступающих его, быть может он изменил бы свою квиэтическую тактику. Он, конечно, соблюдал эзотеризм. Но ведь теперь все перепуталось. Восходящие, с трудом восшедшие на горы оказываются как бы оставшимися на плоскости. Если масса и не идет к горам, часто горы расстилаются перед ними. Кто теперь эзотеричен, кто экзотеричен – право, не разберешь. А всё потому, что начало воплощения, т. е. выступление души наружу – объективация. Вот почему часто говоришь без разбора со всеми и с каждым. Чужая душа – потемки. Если Вас удивляют и несколько шокируют быстрые перерождения, то ведь эпоха сама такова. Против рожна не пойдешь [850]. «Ныне плачущие, как не плачущие… ибо проходит образ мира сего» (Павел, 1 к Кор<���инфянам>) [851]. А что до Конца не более 100, 200 лет, в этом я уверен (а может быть, и скорее). Далее. Я недавно изме<���нил> взгляд на способ действия . Мой девиз теперь: популяризание, пропаганда в толпе без совести; я не боюсь ни повторений, ни запошливания. Ибо не в выражении суть, а в выражаемом, а само это выражаемое, конечно, только намек. Создать в душе других иное , да для этого стоит миллион раз повторять самые азбучные истины. Теперь я уверен, что это не бесплодно. Скоро все сравняются душами. Великое нивелирование близко. Только тогда, когда многие станут понимать , зазвучат глаголы иные. Факт. Ведь вот безукоризненный Гёте и косноязычный Метерлинк! Боже мой, да конечно между ними нет сравнения. А ведь большинство, масса-то ближе к пониманию метерлинковской тишины, нежели глубин Фауста (я не об официальном признании, а о постижении). Что из этого следует? А вот что: Метерлинк более одухотворяет, будит, ведет, нежели сам гениальный олимпиец Гёте, который не желает снисходить в силу своей гениальности. Теперь: если значительное количество способно понять an sich тишину Метерлинка (не Бог весть какой глубины), то ведь для этой « толпы » наступает своего рода духовное перерождение. Толпа начинает слушать – слышать ! Погодите: толпа и Гёте поймет в его глубине, но не для того, чтобы поклониться вовеки, а чтобы, взяв у Гёте, идти, куда ей суждено… Я не умею выразить свою мысль. Она выходит на бумаге проще, примитивнее, нежели мне бы хотелось. Я передаю не теми понятиями . Боюсь, Вы меня не поймете. Метерлинк погиб. Заплыл жиром. Стал писать пошлости. Но что ж из этого? Он пошел на удобрение – на удобрение Метерлинковщины. И посмотрите – какие пышные всходы ее! Сегодня стал не нужен Метерлинк, вчера Бодлер, завтра Мережковский (в теургическом смысле), но дело делается , движение создается, « виʹдения » их нынче открываются, а завтра и перестанут казаться виʹдениями , как не кажутся нам прозрениями система, наприм<���ер>, Гераклита, но все это вскроет новые видения – такие видения! Такие большие! Метерлинк погиб для дела: но вот его песенка:

Разве она не бессмертна? Такое внешнее изображение интимно-заветного! Он не аристократ: не постыдился отпрепарировать интимное и поднести вплотную на блюде толпе. Несколько таких песенок открывают глаза мало-мальски не идиотам. Вот какой хороший педагог Метерлинк! Но он скромно ретировался, не претендуя на « бессмертие ». Но « его », хотя он и не бессмертен, « его » виденье будет жить всегда.

Кто говорит не так ? Тот говорит не так , кто распространяет мнение о « новом искусстве », будто оно аристократично. Оно – демократично. « Новые » не должны драпироваться в величественные тоги, не должны казаться и маститыми: это всё « неказистые из себя », скромные, но благородные педагоги. Их произведения только пособие к самообразованию. Их положение самое неблагодарное, ибо им суждены две фазы, одинаково непривлекательные. 1) Хохот, глумление, пока их не понимают (педагогические приемы их наглядны и преувеличенны, они всегда обо всем стараются перекричать , но ведь детям так полезнее всего ). 2) Презрение за наглядность ожидает их тогда, когда дети, заимствуя их виденья, позабудут учителей, вообразив, что превзошли их (но ведь заветная мечта скромных тружеников и заключается в любви к детям ). Конечно, я вижу все недостатки так называемых « новых », но у меня не хватает духу осуждать этих благородных (и никогда никем не понятых до конца) тружеников души. А разве нижеследующее не замечательно по своей педагогике (не эстетизму):

Дорогой Эмилий Карлович, « нечто » я слышал о Стагнелиусе, но не обратил внимания. Осталось, впрочем, о нем мнение (может, и ложное), что он был из фосфористов [854]. В свою очередь спрашиваю: знаете ли Вы Тегнера . Вот удивительный поэт: я знаком с его « Фритиофом » [855]. Это нечто поразительное по северной сумрачности и оригинальное по размерам. Многое там есть галленовского. Перевод, к удивлению, великолепен (академика Грота) [856]. Вообще в шведской литературе много интересного и вместе незнакомого (или малознакомого) нам. Нравится Вам И. Шерр? Ужасно неполно!