Николай Чуковский - О том, что видел: Воспоминания. Письма

Твой К. Чуковский.

29 января 1934 г. Ленинград

Милый папа.

Что с тобой случилось? Где ты сломал ребро? Чем ты отравился? Обо всем этом мне сообщил Эйхлер, и я не знаю, что и подумать. Напиши сразу. Не нужно ли, чтобы мама или кто-нибудь приехал к тебе? Я пока, конечно, маме ничего не говорю, чтобы понапрасну ее не тревожить.

Главное домашнее событие — история с Бобой. Он, несчастный, бегает, мечется, не знает, за что ухватиться, чтобы только не ехать. Пока ничего не добился. Ну, да тебе все известно.

Встретил Шкловского. Он рассказывал мне о невероятных успехах твоих московских выступлений. «Обольщает младенцев», — сказал он.

Получил от Эйхлера длиннейшее письмо и ровно ничего из него не понял. Ни о твоей болезни, ни о моих делах. С одной стороны, он пишет, что все мои книги до сих пор не пошли в производство, с другой — что верстка Чарльза Робертса будет готова через шесть дней. Вот тут и разберись.

А верстка бы мне очень пригодилась. Раз верстка, значит и деньги — ведь 40 % — 864 рубля — причитаются мне при подписании к печати, то есть при верстке. Я совсем обнищал. Фильма моя даст мне денег не раньше марта [325], а у Таточки воспаление легких, у Гульки грипп, у меня сапоги развалились, у Марины нет пальто, и вообще все к чертовой матери.

Как с «Русской Америкой» и «Одним среди людоедов» [326]?

Был в издательстве и справлялся о твоих «От 2 до 5». Там суматоха, ответили: — в производстве, скоро выйдет.

Я схожу туда еще 31-го, узнаю подробнее и тебе сообщу.

Не идет ли в Москве моя фильма «Частный случай»? Здесь идет. На мой взгляд, она ужасна. К довершению всего Трауберг за последние дни перед пуском заменил все надписи новыми, и ¾ из них безграмотны. Но с ним говорить невозможно — он всем доволен.

Послезавтра выходит «Звезда» с моим рассказом [327]. Напиши о своем здоровье сразу же.

Коля.

29 янв. 1934 г.

[Рукой М. Н. Чуковской]:

Надеюсь, что все это выдумки — Ваши болезни? Напишите!

Марина.

14 февраля 1934 г. Ленинград

Милый папа.

Когда ты едешь в Узкое? До какого числа тебе можно писать на больничный адрес?

Мама, по-моему, в нерешительности. Не знает, ехать ли ей в Москву, или нет. Узкое ее, кажется, не прельщает.

У Бобы все пока хорошо. Сегодня он был у меня и показывал наряд на Среднюю Волгу. Пошел туда наниматься.

Таточке делали реакцию Перке. Просвечивали. Туберкулез у нее не обнаружен. Но, оказывается, сердце сильно расширено. Железы совсем не в порядке. В легких какие-то тени — вероятно, последствие воспаления. Температура — 37,4. Превратилась в заморыша. Быть может, мы ее отправим в санаторию. На днях это выяснится.

Хуже всего, конечно, что нет денег. Эйхлер прислал мне обнадеживающее письмо, и с тех пор от него ни слуху, ни духу. А между тем я убежден, что верстка моего Чарльза Робертса готова. Следовательно, они мне уже должны последние 40 % — 860 рублей. Если увидишь Эйхлера, скажи ему об этом. Пусть пришлет, я измучен долгами, безденежьем. Мне нужно 1000 рублей в месяц, а я с трудом натягиваю 500–600.

Поправляйся. Пиши мне о своем здоровье. Ты мне очень редко пишешь.

Твоя переводная пьеса [328]находится у мамы. Напиши издательству (или мне), как быть с версткой «От 2 до 5-ти» [329].

Коля.

14 февр. 1934.

9 марта 1934 г. Москва [330]

Милый Коля. Здесь во главе Детиздата Семашко [331]. Я видел его. Впечатление прекрасное. Серьезно и деловито вникает во все. Создаст, несомненно, хорошее дело. Я заикнулся было о твоих книгах; он просит поговорить с ним об этом позже, когда он чуть-чуть сориентируется в положении вещей. По поводу денег: уже две недели твердят мне, что они высланы, но в первый же день, когда я стал выходить — я пошел в бухгалтерию, и выяснилось, что бухгалтер всех обманывал: телеграфный перевод тебе валялся у него в кармане — и он не давал ему никакого движения. Я нажал на этого негодяя и — и он при мне отправил тебе нужную сумму. Я уже решил биться за твои книги «Один среди людоедов» и «Русская Америка». Влияние Эйхлера теперь умалилось, но он — растяпа. В Москве мне муркотно, но нельзя уехать, не наладив того, что нужно было наладить еще 1½ месяца назад. Ведь я на ногах только 3 дня. Но мама торопится, и дело срывается.

Твой Пип.

До скорого свидания.

9 октября 1934 г. Ленинград

Милый папа.

Дела твои в «Издательстве Писателей» так же плохи, как и мои. Деньги они обещают уплатить до последней копейки, но пока их нет. Я сел на мель. Может быть, что-нибудь заплатят нам с тобой в середине месяца. На всякий случай, пришли мне еще доверенность, так как, по всей вероятности, платить они будут в несколько приемов маленькими суммами.

Когда ты собираешься вернуться?

В начале ноября в Москве выходит наш Стивенсон. Выходит он не десятитысячным тиражом, как указано в договоре, а тридцатитысячным. Следовательно, мы должны получить за два лишних тиража. Если ты проездом застрянешь в Москве хоть на день, выбей из них эти деньги. Они очень мне пригодятся.

В 10 № «Звезды» идет моя повесть «Старики» [332]. Кроме того, «Звезда» заключила со мной договор на мой новый роман [333]. Они собираются печатать его в будущем году с первого номера. Я гоню его изо всех сил, чтобы потом к каждому номеру иметь три готовых листа, и сижу за столом невылазно. Гослитиздат включил его в свой план. Одна беда — до денег еще надо жить и жить.

Недавно слышал стороной, что Лендетгиз включил в свой план издание какой-то моей юношеской книги. Значит, пронял-таки я Маршака в Москве. Говорят, на днях собираются со мной договор заключать.

Отчего ты мне не пишешь? Как мама? Сообщите о ваших планах. Когда вас ждать?

Коля.

9 окт. 1934 г.

Середина октября 1934 г . [334] Кисловодск

Дорогой Коля. Мы живем здесь неплохо. Мама после 14 нарзанных ванн очень поправилась. Сегодня, например, она долго играла в крокет и беспрестанно колотила всех партнеров. Мы ходим с нею в горы; она легко всходит на 6–7 километров вверх. Кровяное давление у нее очень понизилось: от 175 до 135. Ей делают массаж, она проходит курс электризации и т. д. У нас с нею две отдельные комнаты, поэтому я много занимаюсь: написал статью «Как же переводить Шекспира» [335]и сейчас «делаю» для «Академии» новое издание «Искусства перевода» [336]. Погода здесь разнообразная, но преобладают мягкие, жаркие, ясные дни, когда людям хочется беспричинно смеяться, озорничать и заговаривать с незнакомыми. Тут Либединский. Сначала мы сторонились его, но он оказался таким кротким, скромным и почтительным, что на днях мы совершили с ним большую прогулку. Здесь еврейский писатель Даниэль [337](из Харькова), с которым познакомил тебя Берзин. Он тебе кланяется. Я прочитал его повесть «Юлис» — это глупая, беспомощная дрянь. Здесь Борис Ромашов [338], автор пьесы «Бойцы». Он читал эту пьесу артистически, меняя голоса, играя каждую фигуру, но даже таким изумительным чтением не прикрыл шаблонности и схематичности текста.