Николай Чуковский - О том, что видел: Воспоминания. Письма

Твой Лир.

13 мая 1940 г. Москва [640]

Дорогой Коля!

Конечно, клеветники сильно лгут: в 1932 году я не мог писать Репину каких бы то ни было писем, т. к. он умер в 1930 году. Я случайно прочел два письма, адресованные тобою и Лидой не мне, а маме, и прошу тебя не думать, что они обескуражили меня. Напротив. Я совершенно спокоен. Самое худшее — бессонницы. Но можно привыкнуть и к ним.

Читаю твою книгу. Она отлично написана, но немного… как бы это сказать?.. гуттаперчевая. Все от нее отскакивает — и смерти, и раны, и боли. Хотелось бы, чтобы она была менее умелой.

Черкни мне о сестре Юлика [641]. Мне обещали, что ей пришлют сведения о нем. Если не прислали, я пойду снова.

Что та книга, которую ты писал вместе с Григорьевым на фронте [642]?

Я руководитель секции классиков при Детиздате от Союза писателей. На днях вырабатываем программу. Сделай, если хочешь, любую заявку на предмет перевода.

Гуле привет. Спасибо ему за письмо. Напишу вскоре.

Твой Ч.

31 мая 1940 г. Москва [643]

Дорогой Коля!

Конан Дойл за тобой! Выбери лучшие его рассказы: «Союз рыжих», «Пеструю ленту», и приехав в Москву, подпиши у Куклиса договор [644]! Кроме того — «Дети воды» Кингсли [645]. И проч., и проч., и проч. Почему не переиздать «Нашу кухню» и «Огород» [646]?

Ждем тебя и твоих!

Июнь 1940 г. [647]Москва Дорогой Коля.

Спешу известить тебя, что Григорий Самойлович Куклис уже уладил дело с Конан Дойлем и ждет от тебя перечня его рассказов и указания на количество листов (приблизительное).

Я думаю, нужно указать листов 15 — не больше.

Сейчас у меня сидят товарищи из журнала «Смена» — хороший журнал, культурный — и они возымели мысль напечатать несколько рассказов Конан Дойля. Хорошо бы в первую голову «Союз рыжих» — и еще 2–3 лучших рассказа [648](например, о дипломате).

Адрес «Смены»: Ул. Правды, д. 24 Кирклисовой Маргарите Ивановне.

Маргарита Ивановна тебе пишет при сем.

Твой К. Ч.

17 июля 1940 г . [649] Переделкино

Милый Коля. На другой день, как ты уехал, я заболел: грипп и радикулит. Поэтому никак не мог лично переговорить с Куклисом по поводу Конан Дойля. Болезнь прошла, я собрался в город — и вновь заболел — колитом — в сильнейшей степени. Мама поехала за врачом в Кремлевку — и входя (в городе) в машину, так ударилась головой о раму двери, что разбила себе голову до крови; кровь залила ее шляпку, ее лицо [650]. Сейчас она в больнице, ей наложили швы, впрыснули сыворотку; а я лежу здесь — и даже не могу догадаться, когда же у меня хватит сил, чтобы поехать в Москву и поговорить с Куклисом.

Что делает Марина? Как ее «Дети воды» [651]. Сейчас я продержал корректуру гранок «Хижины дяди Тома». Готовлюсь писать предисловие [652].

Поздравляю (хоть и поздно) Татку с днем рождения. Крепко жму руку Гульке.

Если увидишь Юрия Николаевича [653]— напомни ему обо мне.

Через 2–3 дня мама, говорят, будет дома. Авось все обойдется благополучно.

Мама видела Чагина и говорила с ним о твоем «Ярославле». Он сказал: — прекрасная книга. Мы издадим ее в 1941 году.

Сердечный привет

Дед.

Не сомневаюсь, что, уехав от нас, Вы написали нам, но письмо, должно быть, затерялось на городской квартире.

Около 10 августа 1940 г. [654]Переделкино

Коля.

Вот письмо твоего соседа и почитателя. Ответь ему, пожалуйста. Жребий брошен. 13-го я в Ленинграде. Но умоляю тебя, не говори никому.

Твой старый папаша.

24 августа 1940 г. Москва [655]

Милый Коля! Радиофикация «Хижины дяди Тома» будет непременно — на тех же основаниях, что и «Два капитана» Каверина (имевшие огромный успех). Ко мне приедут из радио, чтобы я вместе с Халтуриным препарировал роман для радио [656].

«Фрегаты» включены в план 1940 года. Под них, кажется, дают бумагу.

«Смена» получила твой перевод и печатать его будет [657]. Спасибо за цитату из «Звезды» [658]. На днях я читал «Лит. Современник» и снова убедился, что московским журналам далеко до ленинградских.

Я перевожу запоем Уитмана, выйдет в Гослитиздате большая книга [659]. Не приедешь ли ты в сентябре?

Твой.

Привет Марине.

2 октября 1940 г. Москва [660]

Дорогой Коля.

У меня сейчас Ваня Халтурин. Исключительно по его вине до сих пор не осуществлена в радио «Хижина дяди Тома». Мы с мамой пристыдили Ваню, и он поклялся, что в 10 дней все сделает.

Был я у Куклиса. У него на столе твои сверстанные «Фрегаты». Он завтра сдает их в печать. Бумага есть.

«Черная стрела» [661]еще на рецензии. Дело решится на днях. Весьма возможно, что положительно. «Принц и нищий» пойдет непременно [662]. На днях в Ленинграде будет Куклис и нажмет.

Твое письмо так печально, что я не решился показать его маме. У нее на днях закончилась аритмия, и ее взволновало бы твое письмо. Я попросил ее послать тебе завтра 1000 рублей, Куклис обещал выслать тебе за «Черную стрелу» — приезжай скорее, все устроится.

Знаешь ли ты, что окончательно установлено, что мое знаменитое письмо относится к 1922 году [663]. Погода чудесная. На даче отлично. Пишу впопыхах. Спешу в МГУ — читать лекцию о Репине. Спасибо за подробное письмо. Марину крепчайше целую…..

Твой.

3 октября 1940 г . [664] Переделкино

Дорогой Коля. Пишу тебе только затем, чтоб сказать, что мы с 1 по 15 окт. — в Переделкине, с 15 по 1 ноября — в Москве, с 1 ноября — в Кисловодске. Конечно, если не будет неожиданностей.

Об остальном поговорим при свидании. Есть ли у тебя деньги, чтобы приехать к нам? Если нет, телеграфируй. Знаешь ли ты, что в Ленинграде Федин?

Твой отец.

Марину и всех Вас целую. У мамы была аритмия, теперь лучше.

8 октября 1940 г. [665]Переделкино

Дорогой Коля!

«Черная стрела» одобрена. 35 % тебе высланы. Я лично проследил за этим. Мы с мамой выслали тебе 1000 рублей.

«Хижина» печатается. Если бы не Ваня Халтурин, она давно передавалась бы по радио. Насчет «Шерлока» не беспокойся, пожалуйста. Хотя в «Правде» кто-то высказался против «Шерлока», но это не поколебало Куклиса — он просит дать переводы возможно скорее. Только, пожалуйста, будь внимателен при переводе. Я уже после верстки четвертый раз правил «Хижину» (строка за строкой) и все находил ошибки.

Куклис вторично подтвердил, что «Фрегаты» твои выйдут в нынешнем году. Их смутила какая-то рецензия (кажется о Лаперузе). Кроме того, какой-то ученый прислал неодобрительное письмо. Но ведь ты принял во внимание эту рецензию? И вообще вся книга сделана тобою заново. Мне нравятся рисунки к ней [666]. Словом, милый друг, не унывай. Дела не так плохи, и хотя, скажу тебе по секрету, у меня, богатого старика, скоро иссякнут все деньги, — я не предаюсь ненужной скорби, а подобно тебе, работаю с утра до ночи: заново перевожу Уитмана (на которого нет договора), пишу сценарий «Айболит на севере» [667]. Уже пришла корректура моей книги «Высокое искусство». (Обо многом хотелось бы мне с тобой посоветоваться.) Работаю так, что некогда побриться. Из-за этого не пишу Мариночке. Ведь ей надо написать с тем, чтобы править «Питера Пена» [668], а для этого у меня будет только ноябрь. Целую всех — будьте веселы.