Елена Ханпира - Словарь

Это словарь. Статьи читать по выбору.

С психологической, с прагматической точки зрения вера вполне объяснима, а что объяснимо, то уже не чудесно, не божественно. «Вера нужна в критических ситуациях, чтобы выжить». Это абсолютная правда, и те, кто аргументируют таким образом необходимость веры, приторговывают ею. «Возьми, тебе выгодно. Это поможет. Если помогает, значит, истина», — это целиком прагматическая аргументация, не выдерживающая никакой критики (если верить также в дьявола, который тоже кое в чем может хорошо помочь, «срабатывает»). Вера полезна, — этот довод был обсмеян со всех сторон еще в Х1Х веке, и об него вытер ноги не один честный атеист. Позорно завлекать полезностью там, где нужен подвиг души, не говоря уже о том, что здесь принципиально отсутствует «онтология», т. е. собственно вопрос о соответствии высказывания действительности. «Что работает, то истинно», — что-то от правды в этом есть. Если высказывание не соответствует действительности, оно не работает. Но следует рассмотреть в лупу те уровни, на которых оно работает, и отграничить их от уровня онтологического. Функциональность мечты или галлюцинации не менее реальна, однако удовольствие от воображения «самого прекрасного острова» ничего не говорит о его реальном существовании. Частный успех ничего не говорит о соответствии общему закону. Не говоря уже, повторяю, о вере в дьявола (срабатывает на определенном этапе, но как частный закон, а не абсолютный, потому что затем — расплата за веру на онтологическом уровне). Другой, идеалистический вариант того же тезиса: «Истинно то, что хорошо», — это не просто идеализм. Это также коммерческая психология. «Хорошо», — это то, во что мне удобно верить. Неудобно любить одно, а верить в другое. Сердце разорвется. Любить добро, а истинной считать, скажем, безразличие Бога. Или его отсутствие. Я признаю истиной только то, что меня устраивает. Что не по мне, то ложь. Я хочу, чтобы это было, поэтому это есть — довольно наглое заявление. Каждому по вере, конечно, но… Узко-прикладной, прагматический характер этого довода, как уже сказано, попахивает серой.

Да, с психологической, с прагматической точки зрения феномен веры объясним, объясним только так, а что объяснимо, то не божественно. То уже не чудо. Простой психологический акт, усилие отчаявшейся души, когда ей, очумевшей от горя и страха, ничего не остается, как принять мир, как он есть и поверить в Божий промысел.

Но… Если бы это было так, если бы можно было действительно проследить тот волевой акт, которым человек утверждает Бога в момент отчаяния. Тогда можно сказать, что действительно душа прячет голову в песок, или, точнее, с усилием вытаскивает себя на берег после кораблекрушения. Может, у нее предсмертная галлюцинация, но ей кажется, что она действительно выползла на прочную землю, что спасена. А мы со стороны видим, как она барахтается, чтобы в это поверить. Или чтобы вылезти и приписать спасение Богу.

Но вот другая ситуация. Человек тонет, идет ко дну, теряет сознание. В следующее мгновение он обнаруживает себя на сухом берегу, как ни в чем ни бывало. Он, конечно, барахтался в волнах, но это не могло его спасти. Что же спасло?

Я не имею в виду случаи чудесного спасения, физического спасения. Слишком много физически не уцелевших. Речь о другом. О чуде, когда человек, только что пребывавший в отчаянии и безверии, внезапно обнаруживает себя верующим. Иллюзией оказывается, что человек тонул, правдой, — что он на берегу. Ощущение отчаяния, смертности, проклятости, отверженности, осужденности оказывается позади, как галлюцинация, как дурной сон, а в настоящем — уверенность в праве на бытие. Человек обнаруживает себя «выплымши», хотя он не выплывал. Он стремился выплыть, и ему было дано. И вера уже — не волевой, не психологический акт, который человек предпринимает для своего спасения, а внезапный, чудесный дар, необъяснимый никак и ни через что. Парадокс. «Я не верю в чудеса, — сказала моя подруга. — Все чудеса объяснимы или могут быть объяснены в будущем. Одно лишь чудо могло бы меня убедить в том, что Бог существует. Это чудо: если я поверю в Бога. Если я поверю в Бога, это будет такое чудо, что я поверю в Бога».

Маленький цыпленок сидел в курятнике и никому не доверял. Потому что ни от кого еще не видел хорошего. В курятник пришел человек, и цыпленок убежал, потому что не ждал добра. Но, вернувшись, обнаружил зерно в кормушке. Осторожно поел: оказалось вкусно. Когда человек пришел во второй раз, цыпленок опять спрятался, потому что не верил в добрые намерения человека. Но опять появилось зерно, и цыпленок задумался. Но он не спешил делать выводы и доверяться человеку. Так повторилось 999 раз. Цыпленок убедился, что человек последовательно делает ему добро, и стал радостно ждать его прихода. А на 1000-й раз человек пришел, чтобы свернуть цыпленку шею. «Какое подлое предательство», — подумал цыпленок перед смертью.

«Неоправданная жестокость» — тавтология. Жестокость нельзя оправдать. Ее можно только простить. Так же подлость, низость и проч.

Она достается одному, обделяя всех остальных. Не могу же я любить всех, пусть хоть кого-то. Пусть они оба одинаковые, не могу любить обоих, буду любить одного. Почему именно этого? Первый подвернулся.

Она капризна, алогична и не претендует на этичность. Она — случай, лотерея, а не закон. «Законов всех она сильней». В этом ее аристократичность.

Она может быть только взаимной, как подарок, как прощение, как объятие, как рукопожатие, как беседа. Она существует только в зародышном состоянии, пока ее не примут руки Другого.

Бога нет, пока я в него не верю. Любви нет, пока я на нее не отвечу.

Любовь нельзя купить. В том числе на золотое правило этики. «Спасибо, Господи, что я не таков, каков этот мытарь». Хочешь оплаты по заслугам. Ну-ну, только оступись — так тресну, не очухаешься!

«Помилуй, Господи, грешен…» Да, сын мой. Этот вариант — беспроигрышен.

Любовь есть чудо вопреки законам причинности, вопреки анаксимандровой справедливости и гераклитовой диалектике. Ее источник — Ты. Ты человека, Ты Бога.

Следует положиться на Ты.