Эрих Ремарк - Эпизоды за письменным столом

А если за таким журналом будет стоять большое издательство, то нетрудно будет заинтересовать многочисленные клубы и объединения, немного пойдя навстречу их интересам, и сделать их подписчиками.

В автожурнале редакционная часть имеет мощный тыл в виде рекламных объявлений. Именно реклама, а не количество подписчиков, делает журнал рентабельным.

Гимнастика и другие виды спорта — дело хорошее, но они не приносят рекламы. Рекламные объявления в «Иллюстрированном спорте» разве что наполовину объясняются характером издания, т. е. его спортивной направленностью. Остальные объявления печатаются только потому, что это — известный журнал. Объявления похожего рода можно найти и в «Даме», и в «Берлинском иллюстрированном журнале» и т. п., то есть в журналах с совсем другой тематикой.

Но автомобильный журнал в первую очередь имеет значительную основу в виде специальных объявлений. К тому же не следует забывать о фирмах, выпускающих автопринадлежности (шарикоподшипники, осветительные принадлежности, шины, горючее и т. д.), а также о страховых компаниях. Кроме того, есть еще сфера косметики, табачной промышленности и фотоиндустрии. Так как автомобильный журнал читают люди с самой высокой покупательной способностью , какую можно себе представить, он больше всего подходит для рекламных целей!

В период массового умирания немецких газет и журналов ни одно автоиздание не закрылось, как бы нерентабельно оно ни было и как бы плохо оно ни редактировалось. Тот, у кого есть автомобиль или мотоцикл, в состоянии покупать журнал.

Я еще раз подчеркиваю: ничего подобного тому, что я предлагаю, нет. При умелом руководстве, наличии хорошего фоторедактора и специалиста журнал будет единственным и ведущим в своей области!

(1927–1928)

Вот молодой парень в том юном возрасте, когда некоторые только начинают задумываться над тем, кем бы они хотели стать, а ему уже приходится заботиться о семье. Он носится с охапкой газет по улицам, выкрикивает заголовки, зарабатывает пару центов в день, затем нанимает несколько других ребят, становится чем-то вроде старшего продавца газет; попадает в порт, наблюдает тамошнюю суматошную жизнь, делается дерзким «устричным пиратом», которого гоняют правительственные лодки, за свое сумасшедшее бесстрашие получает кличку «король устричных пиратов»; попадает в компанию бродяг, людей без профессии, становится среди них самым отчаянным, проезжает «зайцем» тысячи километров на буфере, в багажном вагоне, на крыше поезда в самых авантюрных обстоятельствах, железнодорожники вышвыривают его в пустынных местах, он забирается в другие поезда; то он фабричный рабочий, то мойщик, то студент, то углекоп; останавливается на литературе, начинает писать, имеет успех; снова все бросает, когда слышит о золоте Аляски, делается золотоискателем; возвращается нищим, работает ожесточенно, безумно, обходится только тремя часами сна; своими произведениями зарабатывает себе на яхту, ферму, становится самым популярным писателем Америки; замолкает в начале мировой войны и умирает сорока лет от роду 22 ноября 1916 года.

Это — Джек Лондон. Феномен, ворвавшийся, подобно урагану, в устоявшуюся писательскую традицию. Он плевать хотел на вдохновение и идею, он ни капельки не заботился о лирическом настроении, интеллектуальном содержании, эстетике и всех остальных атрибутах литературы, как бы они ни назывались; он просто садился и начинал рассказывать про свою жизнь, литература было для него не «даром», не «божественным провидением», она была просто профессией, которая его кормила, и ничем больше; он каждый день писал свои «сто строк», ни на одну больше, ни на одну меньше, — и, несмотря на это и благодаря этому, возникало произведение, такое страстное, такое напористое, полное приключений, удивительно образное и захватывающее, которое открывало новые миры и, подобно омолаживающей буре, врывалась в дряхлую, погруженную в психоанализ литературу.

Сейчас часть его книг вышла на немецком языке в издательстве «Университас», в Берлине. Это — «Рассказы южных морей», «Сын солнца», «Морской волк», «Джон Ячменное Зерно. Воспоминания алкоголика», «Северная Одиссея» — все напряженные, рассказанные, как раньше никто не рассказывал: с захватывающей деловитостью человека, которому не надо ничего придумывать, который только проживает жизнь, свою жизнь, а уж она дает ему материала с избытком.

Эти книги читают швеи и тайные советники; они завораживают всех, потому что в них чувствуется дыхание жизни, потому что за ними стоит потрясающая человечность и, не в последнюю очередь, потому что они вышли из-под пера большого писателя.

(1926)

Признаюсь честно: иногда это было почти невозможно выносить; достойный профессор Зигмунд Фрейд наверняка совершенно не подозревал, какое воздействие окажут его теории на литературу. Но с тех пор как он сделал недоказуемое доказуемым и нашел подступы к самым отдаленным уголкам души, в литературе, переваривающей психоанализ, начался бурный подъем.

Неожиданно все сделалось очень простым. Все самое незначительное теперь можно превратить в демоническую травму с помощью нескольких ловких приемов. У каждой кухарки вдруг появились комплексы. Вещи, о которых раньше люди не осмелились бы сказать, потому что их подняли бы на смех, вызывают наибольший интерес. Жеманницы превратились в сверхчувствительных изнеженных натур. Трусы — в декадентов. Глупцы — в зацикленных на магии бедолаг, страдающих инфантилизмом. Всё изящно переводилось в сферу подсознательного и резвилось всласть, не боясь получить замечание. Здоровых больше не осталось, в каждом кишмя кишели вытеснения и инверсии, каждый стал важен, каждый имел право на сплин — то была золотая пора на ярмарке человеческого тщеславия.

Тот же процесс развивался и в литературе. Психоаналитическая волна захлестнула всё. Без конца обсуждали, вскрывали, сравнивали, навешивали ярлыки. Толстые тома: никакого действия — одни слова, слова, слова. И что еще хуже — предпочтение отдавалось полуталантам. Не было необходимости в серьезной работе. Ведь все стало доказуемым и недоказуемым. Для чего же тогда мучиться! Немножко оттуда, немножко отсюда, немножко клея, — и уже готово «глубокое, вскрывающее потаенные области души» произведение…

В эту ситуацию вмешался спорт. Нечто телесное. И хотя к нему пытались применить понятия ритма и души, он остался, слава богу, грубо телесным. Соревнования, тренировки, рекорды, действие, активность.

Самый резкий контраст пассивному отражению души! И поэтому он сразу же возбудил интерес и оживил литературу. Стремление к оптимизму, мужеству, самоутверждению всегда было возбуждающим фактором.