Анджела Картер - Золушка, или Дух матери

— Привезите мне первую веточку, которая ударится о вашу шляпу по дороге домой, — сказала Золушка.

Почему она об этом попросила? Намекнула на то, что он слишком низко ее ставит? Или же провидение подсказало ей применить эту случайную формулу неосознанного желания, позволить слепому шансу выбрать за нее подарок? Если только это не дух ее матери, пробудившийся и беспокойно ищущий дорогу домой, вошел в девичий рот и попросил за нее.

Он привез ей ореховую веточку. Она посадила ее на материнской могиле и поливала слезами. Веточка выросла в ореховое дерево. Когда Золушка вышла поплакать на могилу своей матери, дикая голубка проворковала: «Я тебя никогда не оставлю, я всегда буду тебя защищать».

Тут Золушка догадалась, что дикая голубка была материнским духом, а сама она остается дочерью своей матери, и хотя она плакала, выла и страстно желала, чтобы мать вернулась, сердце ее слегка сжалось, когда она поняла, что мать, хотя и мертвая, не ушла насовсем, и теперь придется выполнять материнские распоряжения.

Пришло время чудной ярмарки, которую проводили порой в той стране; когда все местные девственницы отправлялись танцевать перед сыном короля, чтобы тот мог выбрать девушку себе в жены.

Дикая голубка жаждала, чтобы ее дочь вышла замуж за принца. Вы, наверное, подумали, что опыт собственного замужества, должно быть, научил ее быть осторожной, но нет, против рожна не попрешь, что еще делать девочке? Дикая голубка безумно хотела, чтобы ее дочь вышла замуж, так что она влетела в дом, подняла клювом новое шелковое платье, дотащила до открытого окна и сбросила вниз Золушке. С жемчужным ожерельем она поступила так же. Золушка хорошенько помылась во дворе под насосом, надела на себя украденный наряд, тайком прокралась через заднюю дверь и направилась к танцплощадкам, а сводным сестрам пришлось сидеть дома и дуться, потому что им ничего было одеть.

Дикая голубка находилась рядом с Золушкой, клевала ее в уши и оживляла танец, чтобы принц увидел девушку, полюбил ее, последовал за ней и обнаружил упавшую туфельку, ибо история не завершена без ритуального осквернения другой женщины и изувечения ее дочерей.

Поиск ноги, которая подходит туфельке, необходим для осуществления этого ритуального осквернения.

Другая женщина отчаянно хочет того молодого человека. Она готова на все, чтобы его заполучить. Не теряя дочь, приобрести сына. Она так сильно хочет сына, что готова покалечить своих дочерей. Она берет разделочный нож и отрубает старшей дочери большой палец, чтобы ее нога влезла в крошечную туфельку.

Представьте себе.

Замахнувшись мясницким ножом, женщина обрушивается на свою дочь, которая обезумела, словно она не девочка вовсе, а мальчик, и старуха нацелилась на часть тела, более необходимую, нежели палец на ноге. «Нет! — кричит она. — Мама! Нет! Не нож! Нет!» Но палец, так или иначе, отлетает, и она швыряет его в очаг, в золу, и потом Золушка его находит, удивляется и испытывает как трепет, так и страх перед феноменом материнской любви.

Материнской любви, укутывающей этих дочерей точно саван.

Принц не нашел ничего знакомого в лице слезливой молодой женщины — одна туфля сброшена, другая одета, — показанной ему торжественно ее матерью, но сказал: «Я обещал, что женюсь на любой, кому подойдет туфелька, так что возьму тебя в жены», — и они уехали вместе.

Дикая голубка прилетела, порхала вокруг, но не щебетала, не ворковала свадебной паре, а пела страшную песню: «Смотрите! Смотрите! В туфельке кровь!»

Принц, возмущенный обманом, тут же вернул поддельную экс-невесту, но мачеха быстренько оттяпала пятку другой дочери и засунула еще одну несчастную ногу в освободившуюся кровавую туфельку, так что принц — ничего не поделаешь, человек слова — помог новой девочке подняться и снова уехал.

Вернулась воркующая дикая голубка: «Смотрите!» И, само собой, туфелька снова была залита кровью.

— Пусть попробует Золушка, — сказала нетерпеливая дикая голубка.

Так что теперь Золушка должна засунуть ногу в отвратительную емкость, эту открытую рану, все еще слизкую и теплую, ибо ни в одном из многочисленных текстов этой сказки не говорится, что принц вымыл туфельку между примерками. По сути своей это было настоящее испытание — засунуть голую ногу в кровавую туфельку, — но ее мать, дикая голубка, уговорила Золушку тихим, воркующим пением, которому невозможно было не внять.

Если она не окунется без отвращения в эту открытую рану, она не подойдет для женитьбы. Так пела дикая голубка, в то время как другая безумная мать беспомощно стояла рядом.

Нога Золушки, размером с перевязанную ножку китаянки, — культя. Почти инвалид, она запихивает в туфельку крошечную ножку.

— Смотрите! Смотрите! — восторженно кричала дикая голубка, постепенно выдававшая свою духовную природу, становясь все более нематериальной, тогда как Золушка поднялась в туфельке и принялась расхаживать по кругу. Хлюп, — вошла культя в туфельку. Хлюп.

— Смотрите! — пела дикая голубка. — Ее нога подходит туфельке, как труп подходит гробу!

— Видишь, как хорошо я о тебе забочусь, моя дорогая!

Обожженная девочка жила в золе. Нет, не совсем обожженная — скорее обугленная, чуть-чуть обугленная, как палка, наполовину сгоревшая и вытянутая из огня. Она была похожа на уголь и золу, потому что с тех пор, как умерла ее мать, она жила в золе, и горячая зола обжигала ее, так что она вся была покрыта струпьями и рубцами. Обожженная девочка жила на очаге, усыпанном золой, как если бы она все еще скорбела.

После того, как ее мать умерла и была похоронена, отец забыл о жене и дочке и женился на женщине, выгребавшей золу, и вот поэтому девочка жила на неубранной золе, и некому было расчесать ей волосы — так что они торчали, точно ветки кустарника, и некому было вытереть грязь с ее покрытого струпьями лица, а она не решалась сделать это сама, но выгребала золу, и спала рядом с котенком, и ела подгоревшие кусочки со дна котелка, выскребая их, сидя на корточках на полу, одна перед огнем, точно и не была человеком, потому что она все еще скорбела.

Ее мать была мертва и лежала в могиле, но чувствовала нестерпимую боль любви, когда смотрела вверх сквозь землю и видела обожженную девочку, покрытую золой.

— Подои корову, обожженная девочка, и принеси молоко, — говорила мачеха; некогда она сама выгребала золу и доила корову, а обожженная девочка делала это теперь.

Дух матери вошел в корову.

— Пей молочко, поправляйся, — сказал дух матери.

Обожженная девочка дергала вымя и отпивала достаточно молока перед тем, как отнести ведро обратно; этого никто не видел, а время шло, она пила молоко каждый день, она поправлялась, у нее росли груди, она сама росла.