Леонид Гроссман - Цех пера: Эссеистика

Соблаговолите, государь, принять выражения самой полной преданности, с каковой я пребываю вашего величества смирнейшим и покорнейшим слугою.

Ж[орж] де Геккерн,

член законодательного собрания.

Его величеству императору всероссийскому.

Письмо это чрезвычайно характерно для Дантеса.

По совершенно частному делу — по вопросу о семейном разделе и наследственных расчетах — он решается, помимо гражданского суда, обратиться к верховной власти, настоятельно испрашивая у ее представителя «приказов» об уплате ему весьма спорных сумм. В чисто личных корыстных целях он не останавливается перед ссылкой на свои политические убеждения, взывая к реакционным симпатиям Николая и выдвигая свои заслуги по борьбе с европейской революцией. Он бросает прозрачные намеки на необходимость финансировать европейскую контрреволюцию и завершает свое письмо рассчитанным эффектом — указанием на свое политическое влияние, как «члена законодательного собрания». Государственная деятельность и партийная борьба одинаково служат аргументами в пользу оплаты предъявленного иска. Как ни жалка была подобная позиция, она возымела на первых порах успех: Дантес знал, к кому он обращался.

Николай отнесся к просьбе своего давнишнего протеже с величайшим вниманием и реагировал на нее с максимальной распорядительностью. Он пустил в ход самые сильные средства, какие имелись в его руках.

11 марта 1852 г. «статс-секретарь у принятия прошений» Голицын сообщал вице-канцлеру Нессельроде:

Его императорское величество, по всеподданнейшему докладу моему о сем, высочайше повелеть соизволил: просьбу барона Геккерна препроводить к генерал-адъютанту графу Орлову для принятия возможных мер, чтобы склонить братьев Гончаровых к миролюбивому с ним соглашению, а на производство дела о наследстве малолетних детей барона Геккерна в имении умершей их бабки обратить внимание министра юстиции .

В ход, как мы видим, были пущены самые сильные рычаги: совершенно частное дело, подлежащее низшей судебной инстанции, ставилось под непосредственный надзор высшего в государстве блюстителя законов — самого министра юстиции; незначительный вопрос о фамильных счетах, не имевший и тени политического значения, подводился под грозное воздействие начальника III отделения, знаменитого шефа жандармов Орлова, словно дело шло о революционном заговоре или антиправительственной пропаганде.

Это был, конечно, просто метод устрашения. Одно имя главы верховной политической полиции или название возглавляемого им учреждения наводили ужас и трепет. Расчет оказался безошибочным.

24 сентября 1852 г. русский посланник в Париже Киселев на бланке «императорского русского посольства» извещал Дантеса о последовавшем по его делу приказе императора. Он излагал ему общий ход дела, в результате которого братья Гончаровы не отказывались от выполнения принятых ими на себя обязательств. Дополнительно посол сообщал, что в московской дворянской опеке находится до 2000 рублей серебром, внесенных опекуном имения Гончаровой, «и деньги сии могут быть выданы барону Геккерну по его востребованию; часть же, следующая детям его, из имения Гончаровой в количестве 124 душ крестьян, поступит в их распоряжение в продолжение сего года»; наконец, «детям барона Геккерна, по справедливости, следует выдать с 1844 г. по 1500 рублей в год».

Шефу жандармов Орлову было неудобно отказывать, и мы видим, что должники Дантеса пошли на максимальные уступки. Русский посол в Париже, впрочем, умалчивал, что братья Гончаровы представили также документы о выдаче ими их сестре, баронессе Геккерн, с 1832 по 1846 гг. более 45 тысяч, что в 1837 г., например, «она получила при выходе в замужество единовременно 11740 руб. асс., о получении которых неизвестно почему он, Геккерн, вовсе умалчивает».

Но в платежах произошли снова задержки.

7 декабря 1852 г. чрезвычайный посланник и полномочный министр Франции в Петербурге маркиз де-Кастельбажак обращается в русское министерство иностранных дел с заявлением, что обязательства, данные Киселевым в его письме, остаются невыполнеными, и «быстрое разрешение, которое должны были получить споры барона Геккерна с его шурьями по приказу его императорского величества», не осуществилось. Посол настаивает на уплате заявленных сумм.

Эта «нота» французского посольства, как называли письмо представителя Франции в русских канцеляриях, невольно обращает внимание на обстановку этого денежного процесса.

Дантес, как мы видим, умел устраивать свои дела. Он не ограничивается специальным поверенным, неким Францом Мюллером, ходатайствующим в обычном порядке в судах и опеках: его юрисконсультом в России оказывается сам министр юстиции Панин; в роли судебного пристава выступает по его делу шеф жандармов Орлов, послы России и Франции становятся юридическими агентами в его тяжбе; наконец, его главный доверенный и активный уполномоченный по всему делу сам император Николай.

Кто еще мог бы похвастать таким сильным правовым представительством?

Дело, очевидно, было безнадежно для Гончаровых. Тем удивительнее, что в конечном счете восторжествовали в этом организованном насилии логика, законное право и простая житейская справедливость.

Вот как закончилось это дело.

После перерыва в несколько лет, 2 марта 1858 г., французское посольство в Петербурге, в лице своего нового представителя, поверенного в делах маркиза Шаторенара, возобновляет дело Геккерна обращением к сенатору И. М. Толстому. Сенатор обращается к новому начальнику III отделения Долгорукову, который в отличие от своего «предместника», ознакомившись с делом и с объяснениями Гончаровых, не находит возможным приступать снова к отобранию сведений у Гончаровых и предлагает истцу обратиться в обычном порядке к московскому гражданскому губернатору, т. е. по месту дворянской опеки над имением Гончаровых.

После новых обстоятельнейших бумаг, докладов, счетов и отчетов московский гражданский губернатор сообщил 15 сентября 1858 г., что «претензии мужа умершей баронессы Геккерн о выдаче детям его сверх полученных покойною женою его денег на содержание их более значительных сумм, согласно донесению опекуна Сергея Гончарова, признаваемому опекою справедливым, в настоящее время в уважение принята быть не может».

Этот ответ был буквально сообщен французскому посланнику для передачи его Дантесу-Геккерну. Таким образом, дело его было проиграно.

Чем объяснить это фиаско?

Прежде всего тем, что покровителя и защитника интересов Дантеса императора Николая давно уже не было в живых. Покорные исполнители его воли также были смещены. После Крымской войны отношения к Франции были весьма прохладны. Парижский сенатор уже мало импонировал русскому правительству. Крупным политическим осложнениям и историческим событиям обязаны братья Гончаровы справедливому торжеству их интересов в споре с Дантесом.