Array Сборник - Красная стрела. 85 лет легенде

Их у меня скоро будет десять.

Я бегу в Венецию в декабре не только потому, что ее бесконечно люблю. Не только потому, что скучаю по ней и ревную ее. Но и потому, что декабрь в Москве для меня невыносим. В декабре в бешеной Москве я просто сходил с ума. В прямом смысле. Уж себе-то я диагноз могу поставить точно и громко, не оглядываясь на врачебную этику.

Эта подготовка к Новому году уже с начала ноября, эти елки за два месяца до, эти пробки, грязь, эти истеричные подведения итогов, этот новогодний юмор, это тревожное “нам надо встретиться до Нового года, старик”. Все это смешивалось в голове в одну кашу. (Один мой больной сказал: “Не надо размазывать кашу по волосам”. Это так, вспомнилось к “каше”.) И еще мелькание лампочек, автомобильные гудки и автомобильные сирены. Даже сейчас, когда я пишу этот текст своей чернильной ручкой, ярко все это представляя, мелкая дрожь, трудно отличимая от тошноты, рождается где-то в области эпигастрия. Вот еще и поэтому я стал убегать в Венецию. И сейчас с радостью перехожу к ней.

Господи, как же мне там хорошо и спокойно. Особенно в декабре. И какая она, Венеция, в декабре разная. Она всегда отдает мне себя, но не без остатка, оставляя что-то про запас. Венеция бесконечна и непостижима. Она всегда дарит мне что-то совсем неожиданное. И совсем непредсказуемое. Так было только в детстве. Вот точно и, может быть, это самое главное! Написал сейчас и понял. Я убегаю или улетаю туда (в прямом и переносном смысле), как в детство.

Набережная Дзаттере, на которой я живу, самая широкая и просторная. Она плавно перетекает (в Венеции надо по возможности избегать сухопутных глаголов) в “Набережную неисцелимых”, любимую Бродским. На Дзаттере много ресторанчиков, в которых я знаю многих официантов. А они знают меня. Некоторые ресторанчики имеют платформы на воде. И когда в декабре тепло, а бывает и плюс восемнадцать на солнце, я сижу на воде. То есть я сижу, конечно, на платформе, которая, в свою очередь, лежит на воде. Эту набережную солнце, когда оно не занято борьбой с облаками и свободно, всегда щедро заливает. Я пью, покачиваясь вместе с платформой, белое вино, покачивающееся в бокале, и смотрю на разные суда, которые вычерчивают свою, только им ведомую, выкройку на зеленом листе канала Джудекка, который отделяет набережную Дзаттере и остров Джудекка.

Вышивающие бесконечную вышивку суда очень разные. Они разной формы, размеров, цвета, функций. Они в десятки раз разнообразнее машин. Смешные, чудаковатые, грозные, агрессивные, тупые, задиристые, гламурные, работящие, строгие, крикливые, застенчивые, властные (дальше поставьте сами любые эпитеты, сколько хватит у вас фантазии и словарного запаса, какими бы вы могли и хотели наградить людей, и вы попадете в точку).

Иногда по каналу (только по этому) проплывают очень-очень-очень большие туристические лайнеры размером с пятнадцатиэтажный дом. На фоне этого лайнера Венеция становится маленькой, несчастной, беззащитной и трогательной. Она становится похожей на ребенка или старика, переходящего многополосную автостраду с мчащимися красивыми и самоуверенными машинами. Впереди и сзади лайнера – два венецианских буксира. Один, который впереди, тянет второй, который сзади сдерживает. Машине лайнера работать нельзя. Вибрация такого масштаба для Венеции опасна. Два эти буксира спокойны и уверены в себе. Они повидали много красавцев, прибывших из разных стран. Но буксиры – венецианцы, а это многое объясняет. И еще… Как важно, принимая серьезное решение, выключить внутри себя машину и отдаться двум буксирам. Буксиру “за” и буксиру “против”.

Именно в солнечном декабре, щурясь и зная точно, что происходит в это время в Москве, приятно чувствовать и видеть все это. И думать обо всем этом, не думая о Москве.

Но бывают декабри в Венеции очень мокрые. Это когда высокая вода. “Аква альта”. И тогда я надеваю высокие и даже очень высокие сапоги, которые заканчиваются там, где начинается нога. Ходить в сапогах по воде – это детское счастье. “Сапоги” по-итальянски “стивали”. И в этом слове есть что-то радостное и фестивальное. У венецианцев стивали зеленого цвета. Как венецианская вода. Все в сапогах. В сапогах в ресторане. В сапогах в музее. В сапогах в академии. Стоишь в зеленых сапогах и смотришь на “Грозу” Джорджоне, где небо такое же зеленое, как вода и твои сапоги. В сапогах венецианцы идут в театр “Фениче” и несут в мешочках сменную обувь. Сменку. Ох уж эти мешочки со сменкой. Матерчатые, со шнурком. Раскрутишь его над головой за шнурок, и он летит, как комета с хвостом, под потолок. И хорошо, если вернется на землю и не решит зацепиться “хвостом” за рожок школьной люстры с белыми матовыми шарами. А как драться этими мешками было приятно! Кому-нибудь по башке… В театре сапоги меняются на элегантную обувь. А сапоги сдаются в гардероб.

В сапогах приятно ходить по площади Сан-Марко. Когда все туристы, плотно прижавшись друг к другу, стоят на мостках, сделанных специально для них. Я бродил по Сан-Марко один не раз. То есть совсем один. А плотно сжавшиеся в один конгломерат туристы с завистью смотрели на меня и фотографировали этого странного венецианца. А вокруг меня плавали чайки. “Аква альта” – это время, когда ОПТ чаек вытесняет с Сан-Марко ОПТ голубей.

Бывают декабри в Венеции туманные. Разноцветный туман, где в каждой капельке влаги радуга, плотно стоит в Венеции. Без темных очков днем тяжело. Режет глаза. А в темных очках невозможно увидеть эти маленькие и удивительные радуги. И поэтому сквозь слезы (своя родная влага), щурясь, я смотрю на туман. В тумане через туман. Люди выплывают, уплывают, дробятся на атомы и восстанавливаются вновь.

Бывают в Венеции декабри снежные. Как-то выпало много снега, и лежал он долго. Почти неделю. Был снег, солнце и “высокая вода”. Островки снега плавали по затопленным улицам.

Венецианцы радовались и кувыркались в снегу в первый день. На второй помрачнели. А на третий испугались. “Неужели так будет всегда?..” Они прятали лица в шарфы. Я подбадривал их тем, что рассказывал им, что в Москве минус тридцать пять. Впрочем, от этих рассказов, по-моему, венецианцам становилось только страшнее.

Именно в декабре хорошо в Венеции путешествовать по воде. Хорошо и потому, что мало народу, и потому, что другое настроение. Светло-грустно-задумчивое. Ближе к воде – ближе к вечности. С воды Венеция показывает тебе себя совсем, совсем другой. Ты как бы подглядываешь за ней, и от этого примешивается к описанному настроению еще и волнение. А Венеция, по мере твоего движения, все время поворачивается к тебе своими новыми и новыми сторонами.