Дмитрий Дейч - Прелюдии и фантазии

Никто не знает, чем кончилась схватка, поскольку выживших не осталось никого, кроме сказанного итальянского Веттия, но и тот повредился в рассудке настолько, что понять из его слов о происшедшем не сумели ни местные дознаватели, ни римские постулаты, приехавшие за телом Олафа Кальмарского. Тела они не нашли, но увезли в Рим песок и прах с того места, где сошлись поэты.

Тем временем случилась распря за трон, и конунгом установил себя Карл Кнутссон, сумасброд и горлопан из столичных. В поэзии он не понимал ни бельмеса, зато окружил себя бесславными писаками и горемычными виршеплётами из самых недорогих и неумных. Царствование его продолжалось три недели — покуда из Шлезвиг-

Гольштейна не вернулся великий поэт Стен Стуре-старший, бывший там в услужении у Магнуса Бенгтссона в высоком секретном чине, причём поговаривали, что должность его была опричного толка.

На следующее утро после его приезда Карл Кнутссон не проснулся в своей постели, а на прикроватной тумбе нашли страницу со стихами якобы любовного содержания, но было достоверно установлено, что если кто отважится прочесть эти строки на ночь глядя, к утру проглатывает язык и умирает от удушения. Олаф Шёт-конунг сообщил дознавателям, что хитрые деепричастные обороты, которые продолжают крутиться в голове уснувшей жертвы, вызывают необратимую судорогу гортанных мышц, что и приводит к смер-

тельному исходу.

Тут приключилась настоящая война: недели не проходило, чтобы очередной конунг не умирал при необычных обстоятельствах. Честные граждане боялись выйти на улицу. Лавки и трактиры заколачивали ставни — как во время чумы. Дети играли в поэтов — как раньше в солдатов и генералов.

Наконец, узнав о том, что творится на подвластных территориях, Великий понтифик направил в Померанию пять тысяч боевых схимонахов во главе с коадъютором Ананией Мокским, что привело к отлучению и гибели на костре семидесяти великих поэтов и тайному удушению полутора сотен малых поэтов по всей Померании. Конунгом сделался Биргер Ярл, который первым указом запретил писать, кроме как в амбарных и счётных книгах. С тех пор стихоплётство наряду с прочей бесовщиной считается у нас делом противоестественным и карается беспощадно и своевременно.

Жил-был в зоопарке слон по имени Слон. Слон был толст, и никто его не любил: дети его не любили, взрослые его не любили, звери его не любили, и даже директор зоопарка его не любил, несмотря на то, что в договоре о найме чёрным по белому было написано: «ОБЯЗУЮСЬ ЛЮБИТЬ ЗВЕРЕЙ» — и подпись.

Вот однажды вывели слона погулять, — а надо сказать, что, к сожалению, все до единого работники зоопарка терпеть не могли Слона, то и дело они вздыхали и думали про себя: «Просто чёрт знает что, а не слон! Ну разве это слон? Вот раньше были слоны — всем слонам слоны: могучие, стройные. А это что? Размазня какая-то, а не слон!

Тьфу на него!» Тем не менее, вывели они его на прогулку, а что делать — слону, пусть и не самому стройному, тоже гулять положено.

Вот идёт себе Слон по территории зоопарка, идёт и думает: «Ну хорошо, я — толстый». Идёт себе дальше.

Останавливается и думает: «Ну ладно, я — толстый, за это вы меня не любите». Постоял, подумал, только собрался дальше идти, как ему в голову внезапно пришла СПАСИТЕЛЬНАЯ МЫСЛЬ. Она была такая яркая, что Слон зажмурился и чуть не упал.

Тут нужно разъяснить читателям, что СПАСИТЕЛЬНЫЕ МЫСЛИ слонам посылают Слоновые Ангелы. Они выглядят почти так, как вы их себе представили: маленькие розовые слоны с крыльями, но ко всему прочему у каждого по два хобота — левый и правый. Левый хобот нужен Слоновым Ангелам для утешения Достойных слонов, а правый — для наказания просто Непослушных и по-настоящему Плохих слонов.

Как только СПАСИТЕЛЬНАЯ МЫСЛЬ пришла ему в голову, Слон тут же остановился и с размаху уселся на землю.

Так шлёпнулся, что земля задрожала, и все, кто был в этот момент в зоопарке, подумали: «Ага!» А директор подумал дважды: «Ага! Ага!», — потому что земля просто так не дрожит и, наверное, совсем неспроста дрожит земля в зоопарке, за который директор отвечает головой перед вышестоящим начальством. Так что — первый раз он подумал «Ага!» как и все прочие — от неожиданности, а второй раз — по служебной обязанности. Подумав «Ага!

Ага!», директор выскочил из кабинета и как можно быстрее направился в сторону эпицентра зоопаркотрясения.

Увидев Слона, сидящего с немного задумчивым, но очень довольным видом, директор в третий раз подумал: «Ага!» — и тут мысль его совсем застопорилась, как это бывает с неисправной машиной на плохой дороге, поскольку Слон сидел там, где обычно слоны не сидят, сидел на самой что ни на есть проезжей части, и за его широкой спиной и прямо перед толстым его животом выстроились уже две громадных автомобильных очереди. Автомобили гудели как сумасшедшие, а Слон, зажмурившись от удовольствия, тихонько раскачивался на месте, словно кобра под музыку циркового факира.

Работники зоопарка уговаривали слона освободить проезжую часть, но тот, как говорится, и в ус не дул. Уж они его и просили, и требовали, и ругали, и угрожали оставить без обеда, и приводили в пример послушных слонов древности, и стихи читали, и арии пели, и злобно пинали — ничего, абсолютно ничего не помогало. Несколько часов спустя стало ясно, что Слон ВЗБУНТОВАЛСЯ, и для его усмирения придётся вызывать специальное армейское подразделение — оснащенное противослоновой пушкой, которая стреляет слоноусыпляющими снарядами. И к вечеру подразделение прибыло.

А к тому времени произошло много всяких всякостей: а) поскольку все без исключения работники зоопарка были брошены на Усмирение, зверей никто не кормил б) и поэтому звери, особенно хищные, взбесились и бросались на прутья своих клеток в) посетители пугались и расходились по домам г) директор ругал подчиненных, а нескольких даже уволил д) начальство ругало директора и грозило директору увольнением.

В общем, у всех, кроме Слона, были КРУПНЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ.

Солдаты принялись выгружать и устанавливать противосло-новую пушку. Они были готовы пойти на КРАЙНИЕ МЕРЫ, хотя никому, по большому счёту, этого не хотелось: ведь после того, как Слон уснет, его нужно будет доставить в питомник, а потом — обязательно найти врача, ясно ведь, что слон по меньшей мере ТЯЖЕЛО БОЛЕН, а какой урон нанесёт репутации зоопарка вся эта история — просто страшно себе представить. В общем, если раньше Слона просто не любили, то теперь его стали по-настоящему ненавидеть. «Хорошо было бы, если бы этого отвратительного толстого слона вообще не существовало на свете», — думали некоторые работники зоопарка, а самые злобные думали так: «Стреляли бы в него не слоноусыпляющими, а настоящими разрывными снарядами!» А Слону — хоть бы хны! Сидит себе и сидит, уши развесив.