Андрей Лукин - Мы в город Изумрудный... [СИ]

Нельзя заставить Ворчунов не ворчать. Но кто сказал, что нельзя заставить их ворчать молча?

Через неделю сложнейшее заклинание было готово. Виллина искренне гордилась собой. Это было настоящее волшебство, волшебство в чистом виде.

Ничего не получилось. Волшебная сила впустую улетучилась в мировое пространство, заклинание отскочило от оказавшихся рядом Ворчунов, не причинив им никакого существенного вреда, саму же Виллину слегка перекосило от чрезмерного магического усилия.

«Да что вы, Ваша светлость! Какое беспокойство! Мы же всё понимаем, работа у вас такая — колдовать! Ишь как шибануло, мало глаза из головы не выскочили. Колдует она, видите ли, заклинания она читает! Дури в ней слишком много, совсем ума на старости лишилась. В живых людей колдовскими словами швыряться вздумала! В себя бы лучше швырялась…».

Отступать было некуда. Виллина понимала, что или она справится с ворчанием Ворчунов, или ей придётся куда-то уходить. Третьего было не дано.

Ещё несколько заклинаний и ещё несколько разочарований. Ворчуны не желали избавляться от своей вредной привычки. Ворчать молча они не хотели. Виллина желтела от злости и почти совсем пала духом.

Как-то утром она с испугом заметила, что старается не попадаться на глаза собственным слугам. С трудом взяв себя в руки, она сделала несколько глубоких вздохов, решительно выпрямилась и через силу отправилась исполнять уже слегка надоевшие правительственные обязанности. Жизнь не стояла на месте, везде требовался глаз да глаз… (тут ей опять не к месту вспомнился единственный глаз Бастинды, и её решимость несколько увяла).

«Опять припёрлась по наши души! То боком шла, то вдруг словно штырь железный проглотила. Это в ней волшебная сила пузырится, не иначе! Платье жёлтое напялила, башмаки тоже жёлтые… Хочет за Ворчунью почтенную сойти, а сама даже поворчать толком не может. Так, буркнет что-то непонятное, не успеешь даже расслышать, а она уже улыбается, словно смешное что-то сказала».

Однажды после тяжёлой бессонной ночи Виллина додумалась до очередной, очень простой мысли. Почему Ворчуны ворчат? Потому что они всем недовольны. Они недовольны и, следовательно, несчастливы. Счастливые люди ворчать не будут. Нужно сделать Ворчунов счастливыми и они перестанут ворчать сами собой. Им просто не о чем будет ворчать! И почему я раньше до этого не додумалась? Видимо, годы дают о себе знать.

Сделать счастливыми сразу всех, разумеется, не получилось бы даже у такой опытной волшебницы, как Виллина. Поэтому она, трезво оценивая свои силы и возможности, попыталась для начала наделить счастьем двух самых ворчливых слуг, садовника Гревлика и его жену прачку Фламину. Она дала им всё. Большой просторный дом с прекрасным садом, повысила обоим оклады, устроила детей в дворцовую школу, Гревлика сделала старшим садовником с правом присутствовать на всех дворцовых приёмах, а Фламине с помощью заклинания слегка подправила слишком длинный нос и избавила её от начавших появляться морщин. Получив всё и сразу, эти двое не могли не почувствовать себя счастливейшими из смертных… Но и в этот раз Виллина с блеском и плеском села в большую лужу.

«Ох и спасибо же Вам, ваше волшебное величество! Такой дом, такой сад… А в саду кто копаться будет? Опять я? Мало того, что на дворцовый сад полжизни угробил, теперь ещё и на себя загибаться! Детишек она в школу устроила? Теперь их с утра до вечера не видно, ни помощи от них, ни пользы. Ещё, чего доброго, грамоте выучатся, нас попрекать начнут, совсем от рук отобьются».

«Не знаем как и благодарить Вас, за вашу к нам доброту! Это ж сколько сил надо теперь положить, чтобы весь этот дом в порядке содержать! Раньше я в двух комнатах убиралась, а теперь мне и недели не хватит, чтобы пыль вытереть, да мусор повымести! Вот уж спасибо так спасибо! Морщины она мне убрала, нос укоротила!.. Лучше бы годов мне поубавила, да боли в пояснице вылечила! Мне ж теперь ни согнуться ни разогнуться. Подружки от зависти почернели, здороваться не хотят, в гости не приходят, возненавидели нашу семью за такое, извиняюсь, счастье. Лучше бы мы жили по-прежнему, не нужны нам Ваши милости…».

«В школу теперь эту дурацкую ходи, сиди там целыми днями, чтоб она развалилась эта их дворцовая школа! Просили её, эту нашу слишком добренькую правительницу, чтобы нас грамоте учили? Никто не просил! И грамота эта еённая тоже никому не нужна! Азы, базы, вазы, газы! Язык сломаешь!»

Счастливые Ворчуны ворчали от счастья с неменьшим энтузиазмом. Видимо, они просто не умели быть счастливыми.

Виллина вновь погрузилась в мрачные раздумья.

«Всё ходит и ходит. Думает и думает. Как будто ей заняться больше нечем. Того и гляди, ещё чего-нибудь придумает на наши головы. Гревлика вон уже отблагодарила, скоро за нас возьмётся. Нет, никакого прибытка от этих волшебниц, ни от злых ни от добрых. Одно беспокойство и расстройство. Без правителей, что ни говори, жить намного спокойнее. Намного».

Вновь и вновь перечитывала Виллина похожую на приговор строчку. «Никто не может заставить Ворчунов не ворчать». Что-то её смущало. Что-то важное она проглядела. Никто не может заставить. Заставить! Заставить?

Она встрепенулась. А почему обязательно заставлять? А не подойти ли к проблеме с другой стороны? Может быть, можно просто по-хорошему попросить Ворчунов не ворчать. Не заставлять, а попросить.

Сказано — сделано.

— Не ворчать? — удивилась молоденькая белошвейка (правильнее было бы называть её желтошвейкой) Юльмира. — А разве я ворчу? Никогда я не ворчала и ворчать не собираюсь. Делать мне больше нечего, что ли? Уж Ваша милость как что придумает, так просто не знаешь, что и сказать. И помолчать немного я тоже не могу. Чего это ради я молчать буду? Я тогда и работать не смогу. Я молча работать не умею, мне с собой поговорить надо, чтобы не скучно было, а то такого наработаю…».

Волшебница поскорее убежала от разворчавшейся Юльмиры. Следующие две попытки завершились столь же плачевно.

Каждый вечер правительницы заканчивался головной болью и дурным настроением. Ночи не приносили ни малейшего облегчения. Ворчливые кошмары изматывали Виллину с тем же упорством, что и ворчливые подданные. Пробуждение не добавляло в отравленную жизнь ни радости ни спокойствия.

«С добрым утречком, Ваша волшебная милость! Как вам спалось?.. Да ещё бы ей не спалось. Дрыхла без задних ног, а храпела так, что нам, служанкам, даже в соседней комнате было слышно. Глянь, как брови свои седые насупила, глазами засверкала… Вот тебе и добрая волшебница. Все они добрые, пока им на хвост не наступишь…».

«Извольте умываться, Ваше всемогущество!.. Умывайся не умывайся, всё одно моложе не сделаешься. Как была старухой, так и останешься. Вода ей слишком горячая! А вчера говорила, что слишком холодная! Никак ей не угодишь, всё ей не по нутру…».