Павел Шмелев - Истории Дальнего Леса

Василий весь как-то насупонился, решил, что будет новую весеннюю серию придумывать. Никто, кроме Василия, не понимал до конца особую разницу между его сериями, но все соглашались, что это высокое искусство.

Сидели они молча долго-долго. Пока норка Анфиса не выпила весь свой чай. Наконец она вздохнула — похоже, к ней пришла какая-то мысль. Анфиса обрадовалась и громко сказала:

— Можешь открыть глаза. Есть у тебя праздник. И не один. Звала я, звала — и один, весь весенний такой, откликнулся. Говорит, что не встречаешь ты его совсем, не готовишься праздновать. А так просто без встречи не придет он, уж не обессудь. Назвался он весенним днем ангела Василия. Самый что ни на есть твой праздник, персональный. Так что встречай. Как соберешься, подготовишься, так он и обещал прийти.

— Вот спасибо тебе, Анфиса, — обрадовался Василий. — Ну теперь точно встречать надо, праздник-то самый что ни на есть мой. Исконный.

Вздохнула Анфиса и подумала: чего не сделаешь для таланта, надо устроить Василию праздник, не за горами новая презентация. Да и спальню хорошо бы обновить.

Оказалось, что устроить праздник для хорька Василия было совсем даже не трудно, — лесные жители были довольны, что праздник внеплановый и вовсе не день рождения, так что дорогих подарков можно не делать, а угощение после долгой зимы очень даже кстати. Да и произведения Василия во многих норках висели. Многим он головы своим искусством основательно заморочил.

Гостей собралось видимо-невидимо. Поставили столы прямо под раскидистым дубом на восточной поляне. По своим магическим каналам, да и то с большим трудом, Анфиса нашла даже бывшего ежика, дизайнера котомок. Теперь он предстал в облике гордой птицы по имени Феликс. Большой, красивой и важной. Во многих сказочных местах бывает. Вместо прежних иголок длинные перья выросли, он одно приспособил и записывает впечатления от своих путешествий, встреч и расставаний.

Мне это, честно, кажется всеобщей бедой. Как выяснилось, всеобщее поветрие коснулось и сказочных мест: каждый путешественник мнит себя великим писателем. Вот и Феликс, забросив живопись, решил, что пора писать. Даже пообещал книгу воспоминаний прислать с оказией в Дальний Лес. Только с названием определится, — и пришлет, но пока ни одно приличное название не приходит в голову. Да и некогда ему совсем: задумал он кругосветное путешествие по всем сказочным местам. А тут воспоминания — ну просто ужас с этим творческим процессом…

Прилетел он к самому началу торжества. Взмахнул крыльями и при всех зверях торжественно передал в дар свою норку Василию. Норка-то была знатная, повышенной комфортности — а птице она не нужна. Но мне рассказывал потом, при случайной встрече на пути в Дальний Лес, что подарил совсем не потому, что в другой сказке живет и постоянно путешествует, или потому, что сложно птице в такую норку залезать, а исключительно по широте душевной. Вот, оказывается, как бывает.

У многих лесных жителей душа оказалась тоже удивительно широкой— надарили они Василию подарков разных от щедрот своих. Много ненужных вещей после зимы осталось, а тут такой удобный случай и Василия уважить, и норку слегка расчистить. А Василию совсем непривычно было столько подарков сразу получить. Да и не в подарках дело: ощутил он вдруг, сколько у него знакомых и друзей, и все приятные слова говорят.

Потом все забыли про подарки да угощения. Даже в сказочном мире редко собираются просто так, чтобы просто порадоваться весне и поднять настроение друг другу. Вот и Василий: сидел он под руку с бобрихой и душа отдыхала. Так незаметно, без лишних слов, пришел к Василию его праздник…

Возвращаясь из Дальнего Леса, как обычно, я остановился в Вестбинском королевстве. Дело шло к ночи, и я, сидя в одиночестве в полупустой таверне «У Густава», понял, чего мне не хватает — дня ангела. Вот такого простого и доброго праздника, когда наконец, забросив все дела, мы просто собираемся с друзьями. Может, он заплутал, догоняя меня по дорогам странствий. А может, как и у Василия, спит мой праздник внутри меня, ждет, когда его позовут. Не приходят праздники, если их никто не встречает.

Дарите себе праздник, пока можете. Зовите его в гости, встречайте и наслаждайтесь его обществом! Редкие гости, эти праздники души, в нашем суетном и совсем даже не сказочном мире.

Неуловима и зыбка граница между просыпающейся природой наступающей весны, когда тепло неуверенно возвращается после зимы, сменяя ее холода на трепет подрагивающей дымки межсезонья и уверенное цветение жаркого лета. Но вот эта грань пройдена, и жители Дальнего Леса уже почти забыли о зиме и всех ее несуразностях. Замерзшие слезы, холода и вьюги, порывы суровых и неласковых скандинавских ветров — все осталось в удаляющемся прошлом. Так и мы, живя будущим, представляемым несказанно прекрасным, стараемся забыть горести и невзгоды прошлого. И кажется, что беды и непогоды больше нет и никогда не будет. Но жизнь всегда глубже и интереснее наших наивных, черно-белых представлений о ней…

Вот в эти спокойные дни устоявшегося тепла как будто назло и произошла очередная природная несуразность: пропала Луна. Совсем пропала, начисто. И самые романтические летние ночи стали темными и неуютными. Далекие звезды таинственных туманностей и галактик пытались добавить света, но, по правде говоря, им было не до Дальнего Леса. У них там свои, звездные проблемы.

А Луна просто обиделась. Не то чтобы в характере этого небесного светила, подобно ведьмам средней степени вредности и коварства, было много стервозности. И не завидовала она совсем дневному светилу по имени Солнце с вечно повышенной температурой и обжигающими лучами. Нет, у нее своя планида, свое элегантное свечение в дымке туманной неопределенности и колдовства. Просто стало обидно: то ее свет назовут отраженным, то забудут о ней вовсе как о светиле небесном и покровительнице ночных тайн и любовных свиданий.

И зиму, и межсезонье обитатели Дальнего Леса, окрестных королевств и, простите за невольное упоминание, нескольких островных республик, только и делали, что ждали теплого весеннего солнца, а о ней забыли совсем. Вот пусть теперь без нее обходятся!

Первым заметил пропажу главный специалист по природным катаклизмам, диссонансам и непонятностям хорек Василий. Он только собрался новое произведение наваять про лунные фантазии — пришло к нему странными, неведомыми путями такое вдохновение. И только процесс пошел и Василий подготовил кожу, из которой и собирался лепить свой нетленный шедевр, как все пропало. Он увидел, что ничего-то и нет: ни Луны, ни фантазий. Темнота одна, средней степени противности. Стало Василию вдруг темно и душно в его норке.