Владимир Васильев - Право на пиво

— Кружку! — страшным голосом вскричал Гарута. — Она пьяная, сейчас все разольет!

Я кинулся к столу, схватил, что под руку попалось, — и вовремя. Струя иссякла через несколько секунд, но у меня в руках была полная умывальная миска чудесной жидкости. Сиротка Эльдар ахнул и повалился лицом в пролитое на пол. Сильфа еще раз прыснула смехом, бренькнуло стекло, что-то еще звякнуло об пол. Пепе коротко ругнулся и затеплил сферу на малой мощности.

— Ставь сюда. Кружка будет?

Я кивнул — говорить не мог от возбуждения. Гарута снял все перстни, браслет и золотую цепь Мерлинского стипендиата, трижды поплевал на ангела-хранителя и приступил к делу. Я молчал и вякнуть боялся насчет загадочного действия. Скоро рассвет. Нужно хотя бы попытаться…

— Треска где?

— Что?

— Я спрашиваю, треска где, яйцо ты ненасиженное… а, вот… Ну, так. Свет?

— Какой?

— Несолнечный, дубина, фонарик есть?

— А у тебя?

Гарута оскалился так, что я отшатнулся и стал шарить в тумбочке. Фонарик не попадался добрых двадцать секунд, и я чувствовал, что мне не миновать проклятия.

— На… орешь тут…

— Я не ору… Помощник чародея из тебя никакой.

Он уже смешал все, поводил над кучкой, облучая несолнечным светом. Перетертые борзоподы, киндзадза и тресковые хвосты воняли гадостно, и я даже пожалел Озипринша, что бы ни предстояло ему сделать с этой смесью в комбинации с пивом. Пепе вылил пиво в кружку… и задумался. Я со страхом следил за ним: «Сомневается!» Пепе вот-вот мог отказаться — шансы-то невиданно низкие, а с кастамирскими заклятиями шутки плохи. Это я знал понаслышке, а сейчас мог и лично убедиться.

Все же Пепе решился на риск. Я расслышал, как он повторяет негромко слова заклинания. Профиль его был мрачен. Недобрые предчувствия читал я в линии рта и бровей. «И кружку пива…»

— Оболонь!

Пепе едва не выронил снадобье на одеяло.

— Что?

Мы оба уставились на Сервессера-младшего. Заплаканный, с пивными потеками на лице, он протягивал нам что-то, какую-то маленькую штучку… Глаза наследника сияли.

— На полу нашел! Наше пиво, — с неизъяснимой нежностью выговорил он. — Наше пиво, «Оболонь», вот знак!

Я взял у него кусочек металла — крышку от бутылки. На ней изящными знаками было выведено: «Оболонь», в круге — красивый сложный герб.

— Пепе, — вскричал я, чувствуя себя решительно самым умным, — это не глагол! Это и есть пиво!

Но Пепе и без того уже сражался с Озиприншем. Проклятый старик, лежавший тише воды ниже травы, вдруг решил, что прежде последнего часа его собираются отравить. Ози сопротивлялся, пускал слюни, кашлял, но все же лекарство мы в него затолкали. Первый глоток пива влили с ложечки.

Что тут началось!

И колбасило нашего Ози, и корячило, вздрючивало и загибало в немыслимые узлы, но, в конце концов, кончилось все хорошо.

К Ози вернулись его юные годы, и, как вскоре стало ясно, его буйное разгильдяйство, от чего он потом не раз еще пострадал.

Я избежал опасности увольнения «за пособничество», и к тому же магистр Оглоблишвили пригласил меня в «Записки сумасшедшего» — художником по гриму.

Сиротка Сервессер проделал в заветной крышечке отверстие и носил ее на груди, как дорогую реликвию.

О том же, как Пепе Гарута уладил свои сложные дела с легкомысленной Брю, и какие последствия имело пребывание наследника Сервессеров Раздольненских в нашем колледже, и какая судьба ожидала Физорга бен Дудама — об этом расскажу не здесь и не вам, потому как есть История Вторая и Третья, Четвертая, Пятая…

И так далее, покуда не кончится пиво.

Моему брату Игорю,

большому любителю пива «Оболонь»,

в день его двадцатишестилетия.

— Хмм… «Оболонь»? — с сомнением повторил Командор и погладил левый подлокотник кресла. Потом сместился вправо и погладил правый подлокотник. Невозможность выполнить оба этих элементарных действия одновременно слегка раздражала.

— Да, «оболонь» или «оболоня», — подтвердил ксенолингвист. — Местная морфология допускает два варианта написания.

— Хмм… Жаль, что мы не уточнили правильный еще при первом аудиовизуальном контакте. Еще месяц назад я ни за что бы… — Командор вздохнул. — Верно говорят, что опыт уходит с возрастом. И что же представляет собой эта самая «оболоня»?

— Пока неясно. Но Эрик Глаза-и-Уши с минуты на минуту должен завершить сканирование планетарной ноосферы в поисках информации. А вот, кстати, и он.

Дверь командорской каюты бесшумно скользнула в сторону, и на пороге возник Эрик. Он провел ладонью по воспаленным глазам, осторожно, словно боясь обжечься, потрогал мочки пылающих ушей и пояснил смущенно:

— Это варварская планета, мой принц! Похоже, здесь не слыхали о возрастных цензах на информацию. Все, что угодно, — в свободном доступе. Даже… Даже… — Губы его задрожали.

— Успокойтесь, мой друг, — сказал Командор. — Я понимаю глубину вашего потрясения. Что поделать, в нашем положении выбирать не приходится. Кто бы ни протянул нам руку помощи, мы должны принять ее с благодарностью. Даже от варваров. Но скажите, Эрик, удалось ли вам пролить свет на интересующую нас проблему? Что такое «оболоня» и с чем ее едят?

— Оболонь, — поправил Эрик и нашел в себе силы прямо посмотреть в глаза принца — светло-голубые, в обрамлении мелких полупрозрачных ресничек. — И ее не едят, а пьют. Насколько мне удалось выяснить, так называется сорт пива.

— Пива? — недоуменно повторил Командор. — Что такое «пива»?

Информационный суперсенсор по прозвищу Глаза-и-Уши замялся.

— Это не так просто объяснить. По одним источникам пиво является алкогольным напитком. По другим оно не подпадает под действие закона о рекламе алкогольной продукции, и приобрести его может кто угодно. Даже… Даже… — Его подбородок упал на грудь, а плечи мелко затряслись.

— Ну, — поторопил Командор. — Пожалуйста, возьмите себя в руки.

Эрик сжал пальцы в кулаки, сделал глубокий вдох и выпалил в порыве отчаянной решимости:

— Лица, не достигшие восемнадцати лет. — Потом вскинул голову и добавил в свое оправдание. — Не подумайте, мой принц, что я искажаю факты. Конкретно это место я просканировал раз десять!

— НЕ достигшие? — негромко ахнул ксенолингвист. — Не «достигшие», а «НЕ достигшие»? Святая Корона, это поистине варварская планета!

Командор не удостоил вниманием его причитания. Он потеребил кончик носа и попытался наморщить лоб, но, конечно же, не смог этого сделать по вполне объяснимым с точки зрения физиологии причинам.

— Алкогольный напиток? — пробормотал он. — Закон о рекламе?

— Я же говорил, что это непросто объяснить, — напомнил Эрик, чуть не плача.