Кир Булычёв - Фантастический бестиарий

Для того, чтобы из суммы мифов родился эпос, связное повествование об определенных героях и событиях, нужен талант современного цивилизованного типа, нужен пастор Крейцвальд, Гомер или Бажов. Эпос, не дождавшийся своего толкователя и «оформителя», обречен остаться сборником сказок или мифов. Так случилось с русским былинным эпосом. Вполне допускаю, что свой Гомер на Руси был, но процент рукописей, дошедших со времен русского Средневековья, совершенно ничтожен. Если же этот эпос был создан перед татарским нашествием, то он почти наверняка сгорел, ведь от русской литературы XII века до нас дошло немногое, хотя об уровне ее мы можем судить по «Слову о полку Игореве». Несколько больше шансов сохраниться было у произведений, созданных раньше, скажем, в Х или ХI веках, — возможно, до вторжения татар их успели переписать несколько раз, и это многократно увеличило их шансы на «выживание». К примеру, списки «Повести временных лет» хранились к тому времени в десятках монастырей.

Не исключено, что создатель русской «Илиады» не успел дописать свой труд либо единственный экземпляр его погиб в пожаре

Рязани при Батые или во время страшных междоусобиц. Рукописи отлично горят! Ими даже разжигают печки.

Уральским сказам повезло — нашелся Павел Бажов, как будто был ниспослан свыше для спасения народного творчества.

Не стану углубляться в рассуждения, что Бажов заимствовал, что записал, а что придумал. Для нашего исследования это не представляет интереса, хотя споры на эту тему велись и иногда принимали весьма драматическую форму.

Одна любопытная история связана с именем Демьяна Бедного, ныне почти забытого (если бы не мемориальные доски, сохранившиеся в Москве) революционного поэта и одного из выдающихся библиофилов нашей эпохи. С этим его увлечением, насколько я помню, и связано падение Демьяна Бедного, официального поэта партии, громившего в своих частушках буржуев и белогвардейских генералов, лодырей, попов и иных асоциальных элементов, которые мешали успешному строительству социализма. При этом Бедный (по фамилии, конечно же, не Бедный, а просто Придворов, будто судьба заранее определила ему место придворного барда) жил в Кремле. Сталин приходил к Бедному придворному как к себе домой и брал почитать книжки. И надо же было Бедному в какой — то невинной беседе с одним доверенным лицом сказать, как он не любит давать книжки Кобе, так как тот оставляет на страницах отвратительные пятна. Верный друг довел эти сведения до Сталина. Тот Бедного, правда, не расстрелял, но ходить к нему за книжками прекратил, а вскоре Демьяна и вовсе выселили из Кремля на Рождественский бульвар (смотри мемориальную доску), и значение его поэтического творчества многократно уменьшилось.

Именно тогда, в 30–е годы, Демьян Бедный заметался, стараясь заработать деньги. И тут ему попался один из сказов Павла Бажова. Д. Бедный решил, что имеет дело с настоящим народным сказанием, лишь записанным Бажовым. Поэт уселся за письменный стол и, как сам утверждает, проработал 100 дней, не разгибаясь, «в результате чего все сказы, заключавшиеся в книге, обрели новое стихотворное оформление».

Д. Бедный выступил в роли вторичного Гомера, создав поэму числом в 12 тысяч строк! Однако новейшая «Илиада» не получила хода. Бажов, почувствовав неладное, принялся всюду твердить, что все эти сказы — авторские произведения, и перекладывать их в поэму нетактично. И чем больше он выступал, тем ближе подходил к получению Сталинской премии (второй степени) и соответствующим орденам и медалям, а Демьян Бедный потерял шансы стать уральским Гомером. Эмоции его выплеснулись в письме к уральскому краеведу В. Бирюкову: «Небесталанный Бажов — хитрый мужичишко: сумел обморочить малоопытных людей и уральцами обласкан. «Выиграл» Бажов, но сказы проиграли. Приятнее было думать, что эти сказы — рабочее творчество, и в этом их ценность, а как сочиняет Бажов — хуже или лучше — это не столь уж важно… Но мне обидно все же, что уральские сказы оказались сниженными, что произошло некоторое похищение и присвоение, что записыватель затушевал подлинных творцов, а я, в частности, оказался в положении Пушкина, попавшегося на мистификацию Мериме…»

Бедный так и не примирился с авторством Бажова и упорно называл его «записывателем»…

Бажовские сказы знакомят нас сразу с целой семейкой оборотней, которые, как можно предположить, представляют собой как бы несколько упрощенный уральский Олимп и вполне подходят для нашего бестиария. Прочтя сказы Бажова, убеждаешься, что верховное божество этого пантеона — Хозяйка, она же Хозяйка Медной горы. Вторым важным, но несколько уступающим ей по значению божеством можно считать Великого Полоза. Однако если Хозяйка ведает драгоценными камнями и всевозможными рудами, то Великий Полоз специализируется по золоту. Ниже этих существ на уральской иерархической лестнице располагаются ящерицы, кошки и змеи — существа служивые. Наверняка в пантеоне были и другие персонажи, но для целей Бажова, как я понимаю, достаточно было этих.

Что же особенного в бажовских божествах и их служках?

Я бы отметил две важнейшие черты. Практически все они — оборотни, все связаны «физиологически» как с миром живым — пресмыкающимися, так с неживым — драгоценными камнями.

Перед нами предстают как бы «двойные оборотни», способные на ряд превращений: пресмыкающееся — человек — камень.

Объяснение тому очевидно: фольклор первоначально создавался рудокопами и резчиками по камню, а камень этот — уральский малахит, зеленый камень в прожилках и узорах, напоминающий зеленые переливчатые шкурки ящериц и змеек. Поэтому и главный цвет в сказах Бажова не золотой, не красный, а малахитовый или изумрудный. Он не существует в сказах сам по себе, а как бы стремится к камню, сливается с ним: «Один — то молодой парень был, неженатик, а уж в глазах зеленью отливать стало. Другой постарше. Этот и вовсе изробленный. В глазах зелено, и щеки будто зеленью подернулись».

Бажов происходил из не очень богатой семьи горного мастера. Закончил Пермскую духовную семинарию и долгие годы учительствовал в уральских деревнях. Гражданскую войну на Урале немолодой уже учитель провел на стороне красных, вступил в партию большевиков, организовывал подпольные ячейки и большевистские восстания, а после победы вернулся в сферу образования, правда, с повышением, в качестве учительского начальства в Усть — Каменогорске. Затем он покинул службу и принялся писать. Несколько лет сочинял воспоминания о своей борьбе с белыми, о славных подвигах красных полков на Урале, а потом обратился к сказам. Начал публиковать их в середине 30–х годов и писал их до 1945 года. Потом прожил еще пять лет в славе и при орденах.