Rakot - Укуренный мир. Том 4. Путь домой [СИ]

– А-а… В каком смысле твоё тело постарело? – заинтересовалась Медея.

– Откат времени для одного мира на пару дней, – вяло мотнул я головой. – У них там нашествие драконов случилось из параллельного измерения, всех людей сожрали, пришлось откатывать до момента как врата между мирами открыли, – я зевнул и пришлось приложить усилия, чтобы не потерять равновесие. Нет, мне на сегодня точно хватит.

– Но почему ты постарел? – продолжала допытываться Медея.

– Принципы магии времени. Каждая секунда глобального отката по руслу реки времени требует не только энергии, но и выхода обратной тяги. Ты же как бы весь откатываемый объём через себя протягиваешь, но русло по которому он идёт сужаешь со всего мира до одной точки. И это, – давлю ещё один зевок, – очень больно…

– Но как ты выжил?

– Мой вид не может умереть от старости и я поставил в ритуале парочку предохранителей, – пожимаю плечами. – Но да, чуть не скопытился тогда, только на магии смерти себя вытащил. Собственно, после тех событий я во всё это и вляпался. Смещение куска истории реальности в неслучившееся, а мира по оси времени, так взбаламутило мироздание, что я никак дорогу в родной мир найти не могу. Кто же знал, что моя выходка ещё на куче слоёв мультивселенной отразится, каждому из которых придётся компенсировать изменение внутренних потенциалов?

– А… Если… Надо откатить пару тысяч лет? – подрагивающим голосом, продолжала расспросы Медея. – Это возможно?

– Ну… – пьяно протягиваю гипнотизируя стакан. – Если принести в жертву пару сотен миров и найти какого-нибудь хтонически толстого козла отпущения, которому не жалко вскипятить личность и распылить на спиритоны всё остальное… Например настоящего Бога-Творца или кого-то вроде… Тогда, можно попробовать прикинуть параметры ритуала, но… Нет, за такое меня точно найдут, – убито качаю головой.

– Кто?

– А вы думаете там, – киваю на потолок, – никого нет? И никто не управляет бесконечной совокупностью миров, параллельных реальностей, эфирных и стихийных планов, всяких духовных и потусторонних плоскостей бытия? Даже не надейтесь. Вы тут, в одном мелком полумёртвом мирке, умудряетесь местечковых богов силой веры клепать едва ли не в промышленных масштабах и использовать их, как гладиаторов в битве за чашку, представьте что на более высоком уровне творится. Где крутой дядя – это не тот, которого в городе знают, а тот, кто на сотне миров пятой точкой сидит и считает, что ему мало. Наше с вами счастье, что мышление таких сущностей с человеческим вообще ничего общего не имеет, и вся наша возня для них как для вас копошение бактерий на подошве. Но не сомневайтесь – начнём слишком бузить – сотрут антисептиком и будут правы. Такие дела, – опять наполняю чашку и опять выпиваю, запоздало вспомнив, что решил больше не пить.

– Скажи что всё это пьяный бред, – странно глядя на меня, горячо попросила Рин. – Пожалуйста, Сефирот, это же пьяный бред?

– Ну… – я задумался, и правда отмечая, что очень уж много всякого несу. – Скорее это трезвый анализ на основе проекции и косвенных данных.

– Каких таких данных?

– В основном оговорок одной знакомой. Она является чем-то вроде отдельного потока сознания Предвечной Тьмы, той самой, которая была ещё до рождения вселенных, Света, материи, реальности и времени. Она не очень-то любит прямо отвечать на вопросы, но из того, что я понял, она какой-то совсем микроскопически маленький кусочек того нечта, которое пронизывает все миры, реальности и измерения. Причём, кусочек целенаправленно спустившийся до уровня понимания нашего сознания. И даже так понять её логику, цели и принципы очень тяжело. Тут одна случайная песня, которая, как мне кажется, и стала причиной нашей встречи, даёт понимания больше чем все часы личного общения.

– Какая ещё песня?! – забавно нахмурилась Рин, видимо, алкоголь хорошо пронял и её, хотя не удивительно – грамм семьсот магически усиленного крепкого пойла, да без закуски и привычки к алкоголю… она ещё очень хорошо держится. – И как какая-то песня может что-то объяснить?

– На мой взгляд, гениальная. Что же касается второго твоего вопроса, то магия и искусство очень близко стоят друг к другу, порой сплетаясь в прекраснейшую вязь. Возможно, отзвук, рождённый тогда ещё в душе простого смертного, на эту мелодию, был признан… пригодным для дальнейшей работы. Или наблюдения. Или воспитания. Кто знает? – я ухмыльнулся, мечтательно погружаясь в воспоминания.

– Исполнишь? – странно на меня посмотрев, спросила Медея.

– Тут нужен женский голос, в идеале, несколько, для создания нужного эффекта, да и язык вы вряд ли поймёте.

– У меня есть подходящее заклинание, – ох уж это женское любопытство. Ну раз уж леди-чародейка просит…

– Ладно, – лезу в свой загашник и достаю очередной плеер. Зачарованный адамантий и драконья кость, подпитка от заточённого энергетического элементаля – так чище выдаваемый звук.

– Да что за чудовищные чары?! – в один голос выдали обе волшебницы из разных эпох, перед этим использовав что-то из разряда магического зрения.

– Концептуальное невезение на музыку, – развожу руками, – ладно, накладывай свои чары, Медея.

– Минутку, – сложное плетение ложится на артефакт, хм, две разные школы вполне неплохо «подружились» и конфликта я не вижу… в прямом смысле слова, хотя тут просто преобразование, лёгшее сверху, а не «доработка» артефакта. Так что почему бы и не да? – Готово!

– Эх, это не совсем то, что вживую, но… чего уж теперь, – немного потыкавшись в «менюшку», я нашёл нужный трек.

Барабаны плавно вплелись в тихое звучание труб и спокойные переливы клавишных, рождая мелодию «Изида под покрывалом» из «Последнего испытания». Десяток секунд на вступление и зазвучал голос, так похожий на тот, что я уже слышал когда-то в своём доме вне времени и пространства.

Я – смерть и рожденье,

Я – взлёт и паденье.

Я – мир и боренье,

По-о-окой и движенье.

Я-а – то, что ты ищешь, – продолжил невероятно похожий, но всё же уже другой голос.

Че-его избегаешь,

Я-а-а – то, что ты жаждешь

И-и-и что отвергаешь…

По-оходкой беспечной

При-ишла ниоткуда, – вновь претерпел изменения голос далёкой певицы. Вернее сказать, голос восстановленный мной по памяти… И, как я теперь понимаю, памяти отнюдь не про смертных исполнительниц в том, первом моём мире.

Бы-ыла я извечно

И-и-и вечно пребуду.

Ка-а-акой меня видишь,

Та-а-акой к тебе выйду –

По-оги-ибельной страстью,

Лю-юбовью и жизнью… – музыка стала быстрее, динамичнее… злее, а голос продолжал переливаться, изменяясь вместе со смыслом каждой строки, ни разу полностью не повторяя тембра.

Не счесть моих ликов,