Фосген Заринов - Другой мир. Книга четвертая

«Тогда его ещё можно было принять за живого, но сейчас он уже реально чудовищем из фильма ужасов выглядит. Уже кости местами наружу торчат, словно вот-вот на куски развалится». — Отметил двойник и видимо осознавая это, наша некромантка позволила сослужившему нам службу мертвецу опуститься на газон рядом с уложенными им телами и замереть без движений в свете вновь выглянувшего из-за облаков солнца.

— Нюто! Куэс сказала что всё… — донёсся до меня крик мечницы.

Надеюсь, что это действительно так и больше пока нам использовать умертвия не придётся — подумал я и, желая отвлечься, отошёл к вывалившимся из открытого футляра частям взятого из арсенала оружия.

Хмм… Похоже там и правда разобранная крупнокалиберная винтовка хранилась, вот только инструкции по её сборке и техобслуживанию что-то не видать. Впрочем, похуй, потом разберёмся. — Решил я, принявшись укладывать обратно в коробку, отделанную изнутри пружинящим, смахивающим на войлок материалом, четыре похожие на маленькие снаряды патрона, деталь напоминающую пистолетную рукоять с курком, толстый и длинный ствол с сошками и патронником, съёмный пламегаситель, оптический прицел, а так же странноватый, похожий на инструмент для починки обуви трубчатый приклад, формой напоминающий костыль. Таак… А где же магазин-то? Или эта разобранная крупнокалиберная фузея однозарядная и её каждый раз придётся перезаряжать?! Эх и почему мне «Барретт» не попался…

«Помни, что мы не заплатили за неё ни йены» — мысленно отметил двойник, уложив детали обратно в футляр.

— Господин Амакава… — позвала меня вышедшая из дома Каппа.

— Иду, химэ…

В целом, ты прав, Боец. Как говорится: «Дарёному коню в зубы не смотрят». К тому же, если эта бандура слишком сложной или неудобной для работы окажется, думаю её всегда можно просто вернуть обратно Дзингудзи — решил я, закрыв крышку футляра и потащив тяжёлый трофей к ждущим меня в доме воительницам.

Хе, какой напряжённый момент! Учитель задумал проучить хулиганистого ученика, уже не раз привлекавшего внимание своим дерзким и безответственным поведением, вот только школьный «плохиш» сдаваться и признать своё поражение не собирается, а напротив — сам намерен преподнести сюрприз. Знаешь, Боец, мне не раз доводилось смотреть истории по этой теме, да и сам я очень даже не прочь отыграть роль «школьного плохиша» в подобном сюжете. Но только если в роли сэнсэя будет Сая-Классные Сиськи, а вовсе не Аихара, учитель по английскому! Но, увы, жизнь порой преподносит неприятные сюрпризы и так уж сложилось, что именно этот хрен подловил нас когда мы вновь задремали на уроке и на попытку объяснить что именно английский у меня не идёт, учитель издевательски вежливо предложил мне продемонстрировать удовлетворительные знания иных языков вроде немецкого, итальянского… Или русского.

«Он просто ожидал предсказуемого отрицательного ответа и если бы не…»

Знаю, мне не следовало поддаваться на провокацию, но я сделал это и согласился продемонстрировать свои знания после занятий. Откуда же я мог знать, что он потребует доказательства прямо здесь и сейчас?!

— Амакава, я жду… — настойчивым тоном поторопил меня сэнсэй Аихара, уставившись на меня поверх очков, словно Верховный Босс Генда из «Евангелиона». И поскольку времени на подготовку не было, я нехотя поднялся из-за парты.

— Сэнсэй, мне выходить к доске или прямо отсюда можно? — уточнил я, мысленно прикидывая какое стихотворение выбрать из тех двух, которые я более-менее помнил со времён своей прежней школы. Да и ещё вопрос: были ли те стихи вообще написаны в этом мире? Вдруг в здешней России и тех поэтов-то не было?

— К доске, Амакава, выступишь перед классом — пояснил сэнсэй и перехватив встревоженные взгляды старосты и Кузаки, я неторопливо подчинился, пытаясь за оставшиеся секунды определиться с нелёгким выбором между стихами Некрасова про Пришествие Песца в 1812 году и стихотворением про Анчар, токсичный сок которого решили использовать как оружие. Вот только ещё вспомнить бы кто его сочинил? Лермонтов или Пушкин? Чёрт, ни хрена не помню…

В итоге, представ перед лицом сэнсэя, не скрывающего своего скепсиса и оживившихся в ожидании незапланированного развлечения одноклассников, в числе которых с последней парты на меня злобно пялился подлечившийся Гайто, я сделал свой выбор и приступил к декларированию классики русской литературы.

— Я решиль выбрать стихьетверенье русскогьо поета Некрасьова: «Так, Слюжба! Сам ти в той войне» — промолвил я с жутким акцентом на великом и могучем. Однако, как ни странно, сэнсэй понял меня.

— Значит, Некрасова? — удивлённо уточнил Аихара, зачем-то доставая из сумки свой ноутбук — До сих пор я мало изучал его творчество, но пусть будет он…

— Это что ещё за гайдзинский язык такой? — со смешком донеслась до меня реплика из класса, провоцируя отозваться в стиле американских боевиков про мафию: «Ето русський, сволочь!», но Аихара среагировал первым.

— Пока сделай паузу, Амакава… — прервал моё выступление сэнсэй, грозно обозревая вновь притихший класс, после чего и сам перешёл на язык моей прежней но незабытой Родины — Должен заметить, твоё произношение оставляет желать лучшего. Но что ты можешь сказать о содержании? Ты же понимаешь смысл того, что только что мне и классу пересказывал?

«Выходит, он и правда не только английским владеет, но и русским тоже» — мысленно констатировал Амакава — «А нам чувствую, придётся потом объясняться со старостой и Ринко… Но то будет позже, а сейчас он ждёт ответа».

— Да, сэнсэй, поньимаю — тем временем подтвердил я на русском — Думал вьи спроситье об этом услишав стих цельиком, но могю и так… Стих повестьвюет о войне насых северних соседьей с францюзами в 1812 годю и представьляет собёю расскяз учасьника добровёльческого отряда, истреблявьшего вспомогательние чясти отстюпающей от Москлы Наполёоновской алмии а так же уходивсих с ними глажданских, францюзского происхоздения…

— А почему те французы уходили вместе с отступающими войсками Наполеона? — поинтересовался учитель — Ведь они были, как я полагаю, из числа тех, кто жил и работал в России ещё с довоенного времени.

— Потомю чито жябоеды опасялись мести.

— Кто-кто опасался? — удивлённо переспросил сэнсэй.

— Гайдзины-францюзы. Для лучьшего понимания ситюации, ещё и некотёрые специфисеские аспекты следуеть учитывать, ведь францюзы были не только чужесьтранцами, чьи сопьлеменники напали на Россию, но и дрюгой веры, тем сямым освобоздая русских от религиёзного запрета убийства. Просе говоря, францюз не толькё вряг, но и некресёный вряг, а знасит вали его живёго и мёртвого в яму глубокую, присвой его одеждю, коня и всё чито при нём ценного няйдёся. Официальные влясти спесиально поощьряли уничтожение личного состава даже сдаюсегося противника, тем сямым экономя на содерзании пленных францюзов…