Андрей Каминский - Игра Дракона или Конан в Вестеросе

Киммериец стоял на носу, угрюмо смотря на приближавшиеся скалы острова и на ночное светило, бросавшее призрачные отблески на море. Зеленое свечение исказило и черты лиц его команды, сделав негров похожими на ожившие трупы. И снова смутное сомнение закралось в голову киммерийца: не является ли весь этот мир некоей неведомой преисподней, в которой он оказался, погибнув в подземельях вурдалаков? Не является ли остров, к которому они направляются, обиталищем демонов, владычествующих над этим зеленым адом? И не стал ли огонь, заключенный в Сердцем Аримана, отблеском пламени Ада, наконец заполучившего столь долго ускользавшего от него варвара?

Такие мысли обуревали Конана, пока он смотрел на выраставший перед ним остров, но и эти сомненья не поколебали его решимости в том, что он собирался сделать. Сердце, чем бы оно не являлось, оставалось его единственной надеждой на возвращение утерянной короны и Конан не собирался упускать этот шанс, сколь призрачным он бы не оставался. Он еще раз посмотрел на светившуюся гнилушечным светом Луну и негромко выругался в адрес проклятого светила.

— Лучше не гневи ее, — послышался сзади негромкий голос, — в такую ночь Луна слышит даже жабье кваканье и отвечает ему. Не стоит привлекать ее внимания.

Конан резко развернулся и вновь выругался, наплевав на услышанное предупреждение.

— Кром, Немайн и вся их кровь! Как ты оказалась на борту?

— У меня остались друзья в твоей команде, — рассмеялась Лисса, вставая рядом с Конаном, — они спрятали меня, пока мы не отплыли подальше.

Девушка облачилась в кожаную куртку с нашитыми бронзовыми бляшками, кожаные штаны и широкий пояс с медной пряжкой. С пояса свисал уже знакомый Конану изогнутый клинок, называемый тут аракхом, через плечо был перекинут лук.

Ты же не думаешь, что я упущу такое приключение? — продолжала Лисса.

— Никакое это не приключение, — рявкнул Конан, — и тебе тут не место!

— Я сама решу где мое место, — с вызовом сказала Лисса, — не повернешь же ты обратно?

— Может и поверну, — угрюмо произнес Конан, — а перед этим разложу на палубе и задам тебе хорошую взбучку.

— Это может быть возбуждающим, — усмехнулась Лисса, — но разве ты откажешься от своего талисмана. Он там, смотри!

Она вскинула руку, указывая на что-то за спиной Конана и тот, быстро обернувшись, увидел, как за скалистыми утесами, средь зелено-черных теней, сверкают отблески знакомого красного свечения. В тот же миг киммериец услышал размеренный бой барабана и отдаленные крики, напоминающее кваканье огромных жаб.

Острые черные скалы с трех сторон окружали каменистую площадку, с четвертой же стороны моря на берег с шипением выплескивались морские волн. В двадцати ярдах от кромки прибоя вздымалась огромная скала, на вершину которой с трех сторон поднимались грубо вытесанные ступени. Одна из таких лестниц тянулась до самой воды, туда, где в море уходило что-то вроде гранитного волнолома.

Три круга костров окружали черную скалу и перед огнем, кривляясь и завывая, извивалась в уродливом танце толпа существ настолько уродливых, что их лишь с трудом можно было причислить к людскому роду: с выпученными глазами, толстыми отвислыми губами и странными глубокими складками вдоль шеи. На узких головах почти не было волос, а кожа выглядела шершавой и шелушащейся, со странным зеленоватым оттенком. Крупные руки покрывали толстые вены, а меж неестественно длинных пальцев виднелись перепонки, также как и на пальцах босых ног, с огромными ступнями.

Лишенное одежды, все это отродье топталось, выло и корчилось, возле костров и расставленных между ними высоких крестов, на которых повисли тела распятых пленников. Их кожу покрывали страшные раны и кровь стекавшая на землю, по выдолбленным в камне желобкам устремлялась к подножию черного утеса, наполняя окаймлявший его небольшой канал. Еще несколько пленников, ожидая своего часа, лежали связанными на черных камнях, окруживших утес. Над ними, держа в перепончатых лапах ножи из черного камня, стояло еще несколько жабоподобных недочеловеков, в любой момент готовых нанести удар.

А на вершине скалы возвышался исполинский идол, давший название острову: маслянистый черный камень, грубо обтесанный в некое подобие гигантской жабы, почти сорока футов высотой. У подножья перепончатых лап в свете Луны переливались множеством отблесков драгоценные камни и металлы, сваленные в беспорядочной куче. Роскошная золотая диадема украшенная драгоценными камнями, венчала и макушку лежащей среди несметных богатств отрубленной головы с черной бородой. На широком лице с массивными надбровными дугами и глубоко посаженными маленькими глазками, застыло выражение безмерного удивления: иббениец Горт, потребовавший от служителей Жабы столько сокровищ, чтобы ему хватило до конца жизни, не мог и предположить насколько дословно исполнят его просьбу.

Рядом с грудой сокровищ стоял еще один островитянин с выпученными рыбьими глазами и оскаленным ртом с острыми зубами. На его голове также виднелась тиара — золотая, но с примесью какого-то загадочного и более светлого вещества, намекавшая, что это на самом деле сплав золота со столь же прекрасным, но совершенно неведомым людям металлом. Высокая спереди, она имела широкое и причудливо изогнутое по бокам обрамление, ее поверхность покрывали причудливые узоры наводившие на мысль о невообразимых безднах морской пучины. Вихляясь и кланяясь, жрец темного культа, двигался вокруг безобразного идола, простирая руки то к морю, то к полыхавшему меж глаз Жабы багряно-красному камню. Из уродливого рта вырывались слова квакающего наречия и в такт им, огонь, бьющийся в сердце Аримана, разгорался тем сильнее, чем больше крови скапливалось у подножия монолита. Все громче слышались завывания пляшущих отродий и все яростнее бились о берег морские волны.

Вот жрец запрокинул голову издав звук, напоминающий одновременно громкое кваканье и человеческий вопль, и тут же все сборище ответило ему дружным ревом. Разом опустились черные ножи, перерезая горла пленников и алая кровь потоком хлынула в канал. Сердце Аримана вспыхнуло ярким светом, на мгновение озарив весь остров и в этом свете можно было увидеть, как полоса приливной волны в одном месте внезапно подернулась мелкой рябью, тогда как окружавшие ее волны оставались одинаково ровными и гладкими. Вновь раздался вопль жреца и в ответ со стороны моря послышался похожий вопль, почти перекрыв шум волн.

Жрец вскинул руки в священном экстазе, но тут же закачался, словно пьяный, неверящим взором уставившись на торчащую из груди стрелу. Отвисшие губы шевельнулись, будто силясь что-то сказать, но из распахнутого рта хлынул только поток крови. Жрец покачнулся и рухнул перед черным идолом, орошая его собственной кровью.