Сергей Малышонок - Командировка Князя Тьмы.

Тем временем тетя вернулась к моей двери.

– Ты что, еще не встал? – настойчиво поинтересовалась она.

– Почти, – уклончиво ответил я.

– Шевелись побыстрее, я хочу, чтобы ты присмотрел за беконом. И смотри, чтобы он не подгорел, – сегодня день рождения Дадли, и все должно быть идеально.

В ответ я застонал.

– Что ты там говоришь? – рявкнула тетя из-за двери.

– Нет, ничего. Ничего…

День рождения Дадли – как я мог забыть? Я медленно выбрался из постели и огляделся в поисках носков. И обнаружил их под кроватью, надевая, стряхнул ползающего по ним паука.

Одевшись, я пошел на кухню. Весь стол был завален приготовленными для Дадли подарками. Похоже, что Дадли подарили новый компьютер, еще один телевизор и гоночный велосипед это не говоря обо всем прочем.

Когда я переворачивал подрумянившиеся ломтики бекона, в кухню вошел дядя Вернон. Нда, думаю он бы очень колоритно смотрелся в рекламе пива «Толстяк».

– Причешись! – рявкнул он вместо утреннего приветствия.

Хм, мысь здравая, но лучше подождать появления Хагрида и только потом менять имидж.

К моменту когда на кухне появились Дадли и его мать, я уже вылил на сковородку яйца и готовил яичницу с беконом. Дадли как две капли воды походил на своего папашу. У него было крупное розовое лицо, почти полностью отсутствовала шея, маленькие глаза были водянисто-голубыми, а густые светлые волосы аккуратно лежали на большой жирной голове.

Я с трудом расставил на столе тарелки с яйцами и беконом, там почти не было свободного места. Дадли в это время считал свои подарки. А когда закончил, лицо его вытянулось.

– Тридцать шесть, – произнес он грустным голосом, укоризненно глядя на отца и мать. – Это на два меньше, чем в прошлом году.

– Дорогой, ты забыл о подарке от тетушки Мардж, он здесь, под большим подарком от мамы и папы! – поспешно затараторила тетя Петунья.

– Ладно, но тогда получается всего тридцать семь. – Лицо Дадли покраснело.

Я, сразу заметив, что у Дадли вот-вот приключится очередной приступ ярости, начал поспешно поглощать бекон, опасаясь, как бы новообретённый кузен не перевернул стол. Насколько я помню книгу, подобное поведение с его стороны было обычным делом, а кушать хочется.

Тетя Петунья, очевидно, тоже почувствовала опасность.

– Мы купим тебе еще два подарка, сегодня в городе. Как тебе это, малыш? Еще два подарочка. Ты доволен?

Дадли задумался. Похоже, в голове его шла какая-то очень серьезная и сложная работа. Наконец он открыл рот.

– Значит… – медленно выговорил он. – Значит, их у меня будет тридцать… тридцать…

– Тридцать девять, мой сладенький, – поспешно вставила тетя Петунья.

– А-а-а! – Уже привставший было Дадли тяжело плюхнулся обратно на стул. – Тогда ладно…

Дядя Вернон выдавил из себя смешок. А я неимоверным усилием воли задавил приступ гомерического хохота.

– Этот малыш своего не упустит – прямо как его отец. Вот это парень! – Он взъерошил волосы на голове Дадли.

Тут зазвонил телефон, и тетя Петунья метнулась к аппарату. А я и дядя Вернон наблюдали, как Дадли разворачивает тщательно упакованный гоночный велосипед, видеокамеру, самолет с дистанционным управлением, коробочки с шестнадцатью новыми компьютерными играми и видеомагнитофон.

Дадли срывал упаковку с золотых наручных часов, когда тетя Петунья вернулась к столу; вид у нее был разозленный и вместе с тем озабоченный.

– Плохие новости, Вернон, – сказала она. – Миссис Фигг сломала ногу. Она не сможет взять этого.

Тетя махнула рукой в мою сторону.

Рот Дадли раскрылся от ужаса, а я ощутил радостное злорадство, я знал что так и будет но всё таки приятно.

– И что теперь? – злобно спросила тетя Петунья, с ненавистью глядя на меня, словно это я все подстроил.

Я опустил голову, изображая из себя послушного и покорного судьбе мальчика, и чтобы они не заметили вылезающую у меня на лицо улыбку.

– Мы можем позвонить Мардж, – предложил дядя.

– Не говори ерунды, Вернон. Мардж ненавидит мальчишку.

Какая забота, аж слёзы наворачиваются.

– А как насчет твоей подруги? Забыл, как ее зовут… Ах, да, Ивонн.

– Она отдыхает на Майорке, – отрезала тетя Петунья.

– Вы можете оставить меня одного, – вставил я.

Вид у тети Петуньи был такой, словно она проглотила лимон. Блин я тут загнусь от удушья, главное не засмеяться, не засмеяться!

– И чтобы мы вернулись и обнаружили, что от дома остались одни руины? – прорычала она.

– Но я ведь не собираюсь взрывать дом. – возразил я, но про себя отметил что мысль хорошая.

– Может быть… – медленно начала тетя Петунья. – Может быть, мы могли бы взять его с собой… и оставить в машине у зоопарка…

– Я не позволю ему сидеть одному в моей новой машине! – возмутился дядя Вернон.

Дадли громко разрыдался. То есть на самом деле он вовсе не плакал, последний раз настоящие слезы лились из него много лет назад, но он знал, что стоит ему состроить жалобную физиономию и завыть, как мать сделает для него все, что он пожелает.

– Дадли, мой маленький, мой крошка, пожалуйста, не плачь, мамочка не позволит ему испортить твой день рождения! – вскричала миссис Дурсль, крепко обнимая сына.

– Я… Я не хочу… Не хоч-ч-чу, чтобы он ехал с нами! – выдавил из себя Дадли в перерывах между громкими всхлипываниями, кстати, абсолютно фальшивыми. – Он… Он всегда все по-по-портит!

Миссис Дурсль обняла Дадли, а тот высунулся из-за спины матери и, повернувшись ко мне, состроил отвратительную гримасу.

В этот момент раздался звонок в дверь.

– О господи, это они! – В голосе тети Петуньи звучало отчаяние.

Через минуту в кухню вошел лучший друг Дадли, Пирс Полкисс, вместе со своей матерью. Пирс был костлявым мальчишкой, очень похожим на крысу. Именно он чаще всего держал жертв Дадли, чтобы они не вырывались, когда Дадли будет их лупить. Увидев друга, Дадли сразу прекратил свой притворный плач.

Полчаса спустя я, сидел на заднем сиденье машины Дурслей вместе с Пирсом и Дадли и впервые в своей новой жизни(Кстати это уже какая по счёту?) ехал в зоопарк. Тетя с дядей так и не придумали, на кого меня можно оставить, кто бы собственно сомневался. Но прежде чем я сел в машину, дядя Вернон отвел меня в сторону.

– Я предупреждаю тебя! – угрожающе произнес он, склонившись ко мне, и лицо его побагровело. – Я предупреждаю тебя, мальчишка, если ты что-то выкинешь, что угодно, ты просидишь в своем чулане взаперти до самого Рождества!

– Я буду хорошо себя вести! – пообещал я. – Честное слово… – Да, да, да очень честное, я вообще пай мальчик.

Всю дорогу дядя Вернон жаловался тете Петунье на окружающий мир. Он вообще очень любил жаловаться: на людей, с которыми работал, на Гарри, на совет директоров банка, с которым была связана его фирма, и снова на Гарри. Банк и Гарри были его любимыми – то есть нелюбимыми – предметами. Однако сегодня главным объектом претензий дяди Вернона стали мопеды.