Пока смерть не разлучит нас (СИ)

— Ты снова пишешь прошение? — Младший настолько погрузился в воспоминания, что не заметил, как Пьер встал с кровати и подошёл к нему, заглядывая краем глаза в письмо.

— Мне кажется, — обреченно продолжил Монестье, — что все это напрасно, и нас, как и всех остальных заключённых, ожидает рандеву с мадам Гильотиной. В наше время уже мало разбираются, прав ты или виноват. Все эти громкие слова: Свобода, Равенство, Братство... Ха! — он горько усмехнулся. — Всех уравняет в правах эшафот!

Произнеся свою речь, Пьер погрузился в свою прежнюю апатию, лег на тонкий матрас и отвернулся к стене.

— Ты слышишь? — поднял голову Младший, чутко прислушиваясь к тому, что происходило за дверью.

— Что? Что я должен слышать? — Пьер напряжённо завозился на скрипучей кровати, пытаясь уловить хоть что-нибудь.

— Это он! — воскликнул Младший, с силой отталкиваясь от стены и подбегая к зарешеченному оконцу в двери. В нетерпении переступив ногами, он вцепился в тонкие прутья решётки.

Шаги, едва слышные в глухой полутьме казематных коридоров, стали слышнее — из-за поворота появился хорошо одетый мужчина, чьё суровое и спокойное лицо знал каждый парижанин.

— Гражданин Палач, — окликнул его Младший, — позвольте задержать вас на несколько минут.

Палач обернулся, встретившись взглядом с Младшим — мгновение он вглядывался в заросшее щетиной лицо пленника, отыскивая знакомые черты. Взгляд палача потеплел.

— Вы здесь, профессор! — изумился он, подходя к двери камеры.

— И профессор Монестье тоже со мной, — Младший отступил от окошка, давая мужчине возможность увидеть спину так и не шевельнувшегося друга.

— Мне очень жаль, что вы очутились здесь, — тихо признался палач. — Вы никогда не сторонились меня и общались как с самым обыкновенным человеком, невзирая на мое призвание.

— После закрытия Сорбонны мы не могли больше преподавать, сами знаете, Революция кардинально переменила отношение к дворянству. Пьер снова стал врачом, зарабатывая нам обоим на хлеб, а я ассистировал ему во время опытов, когда получалось раздобыть тела казненных. Однако, теперь мы здесь.

— Я могу что-то сделать для вас? — участливо поинтересовался палач.

— Пожалуйста, — прошептал Младший, протягивая через оконце прошение, — передайте это начальнику тюрьмы. Мы здесь по доносу, но нас не вызывают на допросы, и кажется, что о нашем существовании попросту забыли, и еще, — оглядываясь на друга, что безучастно смотрел в стену, — возьмите это, — он протянул палачу серебряный перстень с сапфиром насыщенного синего цвета.

— Не нужно этого, — палач мягко отстранил его руку, в которой был зажат перстень. — Я передам ваше прошение. Не нужно.

— Возьмите, — настаивал Младший, — мне с большим трудом удалось сохранить его от цепких лап тюремщиков. Они отобрали все, что было при нас. У меня будет еще одна, последняя просьба: когда... — он сглотнул, явно волнуясь. — Если случится что нас казнят, сохраните наши тела в целости. Не сбрасывайте их в общую яму с известью, похороните нас как положено, прошу.

— Хорошо, — помедлив согласился палач, принимая перстень. — Даю слово, что так и будет.

— Благодарю вас, — горячо поблагодарил его Младший и отошёл от двери, когда фигура палача исчезла за поворотом коридора, а шаги смолкли.

***

Минуло несколько дней, похожих друг на друга своей предсказуемостью: скудная еда, ожидание, редкие лучи солнца, проникающие сквозь маленькое зарешеченное окошко. Младший с беспокойством следил за другом — Пьер все больше и больше впадал в тяжелую меланхолию. Он перестал реагировать на шутки, избегал разговоров, надолго замыкаясь в себе, и, похоже, совсем перестал верить в то, что они выберутся из этого мрачного места.

Звук открываемого замка подействовал на узников, как глоток свежего воздуха. Один из сторожей, чью противную физиономию им регулярно приходилось наблюдать во время раздачи пищи, зашел в камеру в сопровождении жандарма.

— Ты, — ткнул он пальцем в сторону Младшего, — на выход. Тебя ожидает следователь.

Пьер вскочил с кровати:

— А я? — с надеждой спросил он. — Мне тоже идти?

— Нет, ты остаешься здесь, — отрезал жандарм. — Велели привести только этого.

— Пьер, — прошептал Младший, наклоняясь к другу, что как подкошенный опустился на матрас, — не волнуйся. Я расскажу о нас всю правду. Я вытащу нас, слышишь, — он тряхнул оцепеневшего Пьера за плечи, приводя его в чувство.

Монестье, прежде меланхоличный и тихий, словно обезумел — он вцепился в край тюремной рубашки друга стальной хваткой.

— Пообещай, — хрипло выкрикнул он, удерживая Младшего на месте. — Слышишь?! Пообещай, что не оставишь меня, что всегда будешь рядом! Пообещай мне, — друг был близок к истерике.

Младший взял в ладони лицо Пьера и, глядя прямо в исполненные надежды глаза, произнес: — Обещаю! Что бы ни случилось — я всегда буду рядом с тобой.

Под взволнованным взглядом друга, Младший позволил охране вывести себя из камеры, крепко сжав зубы, когда за его спиной раздался громкий лязг запираемого засова.

***

Перешагнув порог, Младший прищурился.

После их с Пьером казематной бледности, переходящей в серость, было непривычно видеть следователя, человека хорошо одетого и имеющего румянец во всю щёку. «Уж он-то ест досыта и видит солнечный свет каждый день», — сделал вывод Младший, однако следователь был взволнован и никак не мог скрыть нервную дрожь в руках.

В комнате для допросов помимо сколоченного из грубых досок стола был только один свободный стул — второй занял следователь. Без долгих предисловий перед Младшим положили письмо, точнее — сложенный надвое листок.

— Прочтите это, — скорее приказал, чем попросил жандарм.

Младший взял в руки лист с надписанным нетвёрдой рукой адресом cour de l’Ours,12, Paris, и провёл пальцем по слегка размытым буквам, словно на них попали слёзы.

Бросив на следователя настороженный взгляд, он развернул шелестящую грубоватую бумагу и увидел знакомые λ и ψ: письмо оказалось написаным на древнегреческом.

— Какое отношение это имеет к моему делу? — спросил Младший, бегло проглядев текст послания и отложив листок.

— Вы все разобрали? — поинтересовался следователь.

— Разумеется.

— И способны перевести его?

В голосе следователя послышались нетерпеливые нотки и ещё большая взволнованность.

— Я еще раз повторяю, — настойчиво спросил Младший, — какое это имеет отношение ко мне?

— Докажите это, — игнорируя вопрос приказал мужчина. — Переведите то, что написано в письме.

Поняв, что следователь не обладал блестящим умом, но зато ему было не чуждо дюжинное упрямство, Младший вновь расправил исписанный лист и вслух прочитал перевод послания — оно оказалось адресованным некому месье Жану, которому предписывалось срочно покинуть пределы Парижа, захватив с собою архив.