MarInk - Жизнь в зеленом цвете - 6

- Отчего же ты ничего не ешь, Гарри, дорогой?..

* * *

В жизни Гарри крайне редко выпадали свободные недели - такие, как эти, когда совершенно нечего было делать, солнце светило в окна, пробиваясь сквозь извечный лондонский смог, и никто из всех, кто окружал Гарри, не пытался причинить ему боль, физическую ли, душевную ли. Гарри вспоминалось похожее лето - в Норе, перед четвёртым курсом… но здесь нельзя было летать, нельзя было выходить из дома. Оставалось искать развлечений в мрачных стенах родового гнезда Блэков, тем более что Сириус позволил бы крестнику хоть взорвать всё здание, если бы Гарри позарез потребовалось именно это (а Орден Феникса мог катиться куда угодно вместе со своей нуждой в штаб-квартире).

Первые три дня Гарри употребил с пользой: варил зелья. Библиотека дома номер двенадцать предоставляла возможность сварить такие вещи, до которых Гарри не додумался бы никогда; в том числе зелья, которые вылечили бы от чего угодно… если бы Гарри ещё знал, чем именно болен. Аллергией на собственную магию? Поэтому он заготовил впрок два десятка флаконов: общеукрепляющее, обезболивающее и то зелье, что даётся беременным женщинам в первом триместре. Опытным путём - разжигая огонь под котлом с помощью Инсендио и подзывая Акцио ингредиенты, а потом давя усилием воли боль во всём теле и глотая зелья из разных пузырьков - Гарри выяснил, что зелье, спасающее от морской болезни, действует и вполовину не так эффективно, как то, что для беременных. Оставалось надеяться, что никто не найдёт у него эти флаконы, а если и найдёт, то не распознает, что в них. Ответить на вопрос, кто же из его знакомых в интересном положении, Гарри вряд ли смог бы.

- Ты скоро станешь совсем как Сопливус, - с ноткой неодобрения заметил Сириус, вечером третьего дня появившись на пороге комнаты Гарри. - Всё варишь и варишь что-то…

- Ремус уехал, - угадал Гарри. Пока оборотень был в доме номер двенадцать, Сириус буквально светился и не уделял окружающим и трети того внимания, которое доставалось Ремусу; при всём при том Гарри готов был прозакладывать все плоды своих трёхдневных зельеварческих усилий, что безоблачными отношения обоих не были.

Ремус до сих пор не простил себя за то, что поверил в предательство Сириуса; последний, после падения Гарри в Арку прочувствовавший, что каждой минутой рядом с любимыми людьми стоит дорожить, ибо неожиданная смерть может прийти в любой момент, не здороваясь, сумел оставить это в прошлом. Гарри исподтишка наблюдал за обоими и видел безоговорочную любовь в глазах Сириуса и неотвязную боль в мельчайших жестах Ремуса. И чем счастливей делался Сириус, незаметно для остальных - как ему казалось - сжимая под столом ладонь Ремуса, тем мрачнее делался оборотень, опускал глаза, говорил неохотно и тихо. Сириус пытался как-то сгладить неловкость, зная, в чём проблема, но становилось только хуже, потому что Ремус не считал себя в принципе заслуживающим любви. И не понимал, как прикосновение к нему - предателю - может дарить преданному им человеку столько радости. И можно было быть уверенным, что перед отъездом Ремуса они разругались из-за этого вдрызг.

- Уехал, - мрачно согласился Сириус, садясь на кровать.

- И вы поругались, - Гарри перелил последнюю порцию обезболивающего во флакон и завинтил крышку.

- Поругались… ты что, слышал?

- Нет. У тебя на лице написано.

Сириус вздохнул.

- Джейми тоже видел меня насквозь… я помню, мы с Ремом тогда даже ещё не поняли, что любим друг друга, но ссорились в пух и прах три недели подряд. Напряжение выплескивали, раз больше некуда было. Любо-дорого смотреть было, как Луни кричит до хрипоты, книжками и чернильницами швыряется…

Гарри недоверчиво присвистнул, убирая прочь котёл и остатки ингредиентов.

- Да-да, у Рема есть темперамент - другое дело, что большую часть времени он его прячет, - Сириус мечтательно зажмурился. Гарри едва сдержался, чтобы не ляпнуть: «Знаю, на себе испытал». - Так вот, один раз, когда чернильница попала Джеймсу по затылку и все чернила вылились на него, Сохатый отчего-то очень рассердился, хотя какая разница с его цветом волос, всё равно незаметно, взял нас обоих за шиворот, отволок в спальню и запер дверь снаружи… приказал не ломиться наружу, пока не помиримся и не натрахаемся. Так и сказал, - Сириус улыбнулся. - Луни похлопал ресницами и спросил: «И что делать будем?». А я предложил привести план Сохатого в действие… гм, дальше тебе рановато знать.

- И сколько вам тогда лет было?

- По пятнадцать где-то… а что?

- Мне уже практически шестнадцать, - напомнил Гарри, плюхаясь в кресло напротив Сириуса. - И я с тринадцати лет знаю о том, что ты скрываешь за кадром.

- Рановато начал… с кем, кстати?

- Неважно, с кем… ты меня воспитываешь, или мне кажется? - съязвил Гарри, уходя от опасной темы.

Сириус помрачнел и подтянул колени к подбородку.

- Ну да, ну да… я пропустил двенадцать лет по собственной глупости… я больше узнаю о тебе из газет, чем от тебя. Чёрт побери, это так неправильно!..

- Ты хотя бы из газет обо мне узнаёшь, - Гарри мысленно дал себе подзатыльник за некорректный намёк на Азкабан и всё сопутствующее. - А я ничего о тебе не знаю, кроме того, что ты о себе расказываешь, вот как сейчас.

- А другие тебе ничего не рассказывают? - удивлённо уточнил Сириус.

- Ну, я знаю, что ты и отец были близкими друзьями… любили шалости, хорошо учились… видел, что вы любили свою популярность, - Гарри вспомнился мыслеслив Снейпа. - Но это даже неважно, потому что это было давно… тех пятнадцатилетних придурков давно нет, правда ведь? А о тебе теперешнем я ничего не знаю…

Сириус задумчиво смотрел на Гарри.

- Как ты странно рассуждаешь…

- Почему странно?

- Будто тебе тридцать, не меньше.

Гарри удивлённо заморгал.

- Ты считаешь?..

- Считаю. А ещё считаю, что ты абсолютно прав, - Сириус в затруднении почесал в затылке. - Но что я могу тебе о себе рассказать?

- Всё, что хочешь, - уверенно сказал Гарри. - Я всё хочу знать.

- Уверен? Всё? - Сириус усмехнулся. - Я могу рассказать о том, как мне били морду вчерашние приятели по аврорату, когда скрутили там, где сбежал Питер. Могу рассказать, как жутко в Азкабане, когда из тебя выпивают всё светлое, и только чувство собственной невиновности не даёт сойти с ума, и жажда мести - сильнее обычной жажды, а там такой солёный воздух, что всё время хочется пить, соль оседает на стенах камеры, а ты меришь её, эту камеру, шагами, меришь, а из-за двери несёт холодом: там дементоры собрались поужинать твоей радостью, твоим счастьем, твоей беззаботностью и молодостью, и в памяти всплывают лица тех, кто поверил, взял и поверил, что ты всех предал, кого мог… Могу рассказать, как на втором году бьёшься головой о стены, а на пятом пишешь своей кровью на стенах: «Я не виноват, Луни, забери меня отсюда…». Могу рассказать, как воняет, когда в соседней камере кто-то кончает жизнь самоубийством, а тело не забирают пять дней, потому что кому мы там все, на хрен, нужны… могу рассказать, как в Азкабане холодно зимой, потому что сквозь решётку в окне дует ветер с моря, а одеяло тонкое, как блин, оно пережило уже с десяток таких, как ты, и переживёт ещё сотню, пока не разлезется на волокна, и как жарко летом, потому что от солнца некуда спрятаться - шесть шагов в ширину, шесть шагов в длину, везде лучи, и каменный пол раскалён к середине дня. Могу рассказать, как паршиво, когда ты наконец на свободе, но податься некуда, и даже со скамейки в парке гонят магглы-полицейские, как погано, когда сидишь взаперти, а все остальные что-то делают, бродишь, как тень по дому, который всегда ненавидел… сбежал из одной тюрьмы и попал в другую!..