Алекс Блейд - Революция. Книга вторая. Жертва

— Кто ты, Григорий? — Николай II подошел практически вплотную к нему, пытаясь заглянуть в глаза. — Передо мной словно другой человек предстал. Предметы, о которых ты говоришь, чьи они? Кто породил их на свет божий? Я видел в тебе истинно верующего старца, благословленного самой Церковью и Богом. Многие тебя не понимали, но я верил и защищал тебя. Я видел в тебе человека божьего, посланного помочь и наставить нас в трудную минуту. Но вещи эти не от Бога созданы. Супротив зла мы выстоим, не соблазнившись искушениям дьявольским. Скажи, мне, друг мой любезный, что принесет предмет сей, в этот мир — добро иль зло?

— Предмет не выбирает сторону. Он дает силу, а как ей распорядиться зависит от владельца. Любой, даже самый безобидный из предметов, можно обратить как во благо, так и во зло. Предметы созданы не Богом, но и не против людей они направлены. Вы верили мне раньше, так и поверьте вновь. Доверьтесь мне, и оставьте предмет у себя. Не носите его постоянно, но держите при себе постоянно. Когда поймете, чего именно желаете от него — оденьте вновь и загляните в истину. Зло неистребимо. Никакой человек не способен уменьшить его количество в мире. Он может несколько улучшить свою собственную судьбу, но всегда за счет ухудшения судьбы других. От того, что выберете вы…

Николай II слушал его, одновременно смотря на крест, который висел у Распутина на шее. Он словно притягивал его, удерживая взгляд. Голос Григория успокаивал, вселяя уверенность в искренность его слов. Николай II уже был склонен согласиться и простить Распутина. Но произошли странные вещи, когда он попытался взять крестик Григория, чтобы рассмотреть его поближе. Он манил и притягивал. А еще едва заметно вибрировал, как и кот, когда Николай прикасался к нему. Протянув руку, он аккуратно взял его и положил на свою ладонь, ощущая странный холод, растекающийся по ладони. Распутин тут же отпрянул от него, резко и неожиданно. Крестик выскользнул из руки Николая. Во время этих событий Николай успел заметить две странных детали, которые позже списал на последствия утренних видений. Рука Распутина дернулась в его сторону, словно желая оттолкнуть. ЕГО, Императора Российской империи, какой-то мужичок хотел оттолкнуть от себя. Но рука остановилась, так и не коснувшись Николая II. Вторая же деталь заключались в лице Распутина, когда Николай II коснулся крестика. На мгновение, но все же оно изменилось. Николай увидел перед собой не бородатого мужичка в рубахе. На него смотрел совершенно другой человек с короткой темной стрижкой, и уже без бороды, глаза, которого скрывали странные темные очки. Это был всего лишь миг, а затем все вернулось на круги своя. Снова кот со своими видениями? Но он продолжал лежать на полу, куда Николай II кинул его.

— Я оставлю предмет у себя, но что касается тебя, то рекомендую тебе покинуть Ялту. Вернись к себе, в Покровское. Не беспокой нас больше. Слишком много вокруг тебя внимания в последнее время.

— Мир не может меняться вечно, ибо ничто не вечно, даже перемен. Мы не знаем законов совершенства, но совершенство рано или поздно достигается. Рано или поздно. Все зависит от вас.

Размышляя о последних словах Распутина, Николай II никак не мог избавиться от того наваждения в перемене лица Григория. И все же кто он? Он сделал правильный выбор, что отослал его подальше. А кота нужно спрятать. Лучше держать его при себе.

19 апреля 1914 г.

Германия

Раннее воскресное утро. Девятнадцатого апреля, молодой немец Курт Адлер проснулся задолго до восхода солнца. Это было досадно: день предстоял утомительный, и накануне он решил хорошо выспаться. С постели мне были видны поредевшие верхушки деревьев и клочок неба. Небо высокое и ясное, без обычного тумана. Я потянулся, зевнул. Решительно откинул — все равно уже не спалось — одеяло с широкой, низкой кровати, гибким движением сбросил на пол обе ноги, вынырнул из тепла простынь и одеял в холодное утро, вышел на балкон. Глубоко и с наслаждением я вдыхал в великой тишине предутреннего часа воздух. Жаркое солнце словно опрокидывало гигантскую чашу, полную ветра и света. Я чувствовал на своем лице теплый солнечный свет и созерцал окружающее великолепие. Я постоял недолго на балконе, почти бездумно вбирая в себя утро и любимый пейзаж. Продрог.

Надо собираться. От предстоящей беседы с отцом, я не жду ничего хорошего. В жизненной задаче отца, я не видел в сущности, ничего высокого. Он был дельцом, и дельцом преуспевающим. И конечно же ему хочется, чтобы его единственный сын взял на себя наследие. Вернувшись в комнату, я сел на свой диванчик и вновь обвел ее глазами.

На стенах приколото кнопками много картинок, которые я раньше вырезал из журналов. Есть тут и почтовые открытки и рисунки, которые мне чем-нибудь понравились. В углу стоит маленькая железная печка. На стене напротив — полка с моими книгами. Книги я покупал постепенно, на те деньги, что зарабатывал репетиторством. Гораздо большее влечение я испытывал к более современным книгам. Конечно, и стоили они гораздо дороже. Некоторые я приобрел не совсем честным путем: взял почитать и не возвратил, потому что не мог с ними расстаться.

В этой комнате я жил до того, как решил стал солдатом. В этой комнате я живу и по сей день, так и не став им. Пока что. Отец был против того, чтобы я уходил в армию и своего мнения менять не собирается. Как впрочем, и я своего.

Одна из полок заполнена школьными учебниками. С ними я не церемонился, они сильно потрепаны, кое-где вырваны страницы — всем известно, для чего это делается. А на нижней полке сложены тетради, бумага и письма, рисунки и мои литературные опыты. Я пытаюсь перенестись мыслями в то далекое время. Ведь оно еще здесь, в этой комнате, я сразу же почувствовал это — стены сохранили его. Окошко открыто, через него я вижу знакомую картину улицы, в конце которой высится шпиль церкви. На столе стоит букетик цветов. Карандаши, ручки, раковина вместо пресс-папье, чернильница — здесь ничего не изменилось. Изменится ли что-то, когда я вернусь сюда вновь? Буду ли я точно так же сидеть здесь и разглядывать мою комнату и ждать?

Я взволнован, но волноваться не хочу, потому что это мне мешает. Мне хочется вновь изведать те тайные стремления, то острое, непередаваемое ощущение страстного порыва, которое овладевало мной, когда я подходил к своим книгам. Пусть меня снова подхватит тот вихрь желаний, который поднимался во мне при виде их пестрых корешков, пусть он растопит этот мертвяще тяжелый свинцовый комок, что засел у меня где-то внутри, и пробудит во мне вновь нетерпеливую устремленность в будущее. Передо мной проходят картины, но за них не зацепишься, это всего лишь тени и воспоминания. Ничего нет, ничего нет. Мое беспокойство растет. Я боялся отца, но идти на его поводу не собирался. Я желал выбрать свой путь. Пора было уже собираться и выходить. Конечно времени до встречи еще было достаточно, но я желал прогуляться перед разговором. Я еще не потерял надежды. В последний раз оглянувшись, я тихо выхожу из комнаты.