Алекс Блейд - Откровения. Книга первая. Время перемен

А ведь именно эти двадцать три человека и подвели твердую базу под, только бродивший лишь в умах некоторых людей, Александров поход. Именно они организовали в кратчайшие сроки, и сделали возможным создание в ближайшее время в Южной Аравии важнейших опорных пунктов для морского пути в Индию. И именно они нашли и выделили необходимые денежные средства для этого военного похода на восток.

Согласно изначальному военному плану, все легионы, без которых можно было обойтись в Германии, Галлии и Саксонии могли бы уже через год-два быть переброшены на Восток. А шестнадцатый легион уже был направлен в Египет.

И сейчас они просто кипели от ярости, все эти советники и будущие полководцы, оттого что их превосходно спланированный завоевательный поход будет отложен на неопределенный срок, или возможно даже навсегда будет забыт из-за этих евреев.

По мнению большинства, к Иудее прежде относились слишком легко и мягко, многое позволяли, и тем труднее будет сегодня справиться с обнаглевшими евреями.

— Вечно эти евреи становятся поперек дороги со своей наивной верой в пустоту. Пока не истребишь весь их народ, всех до единого, и пока не разрушишь Храм этого их незримого Бога, они не успокоятся, — выразил общее настроение Тит Лукреций. — Это фанатичный и безумно суеверный народ. Наш поход на Восток и расширение империи будут невозможными, пока Иерусалим не сровняют с землей.

— Но что вы хотите этим добиться? Бросить все силы в одну жалкую провинцию? — один из министров, Марциний, попробовал немного сгладить тон разговора. — Почему бы не потребовать от этих иудеев самим уладить свой конфликт? Назначьте уже кого-нибудь новым царем Иудеи, того же Антипу например, и пусть сам решает проблемы в своей стране.

— Возникшая проблема требует нашего незамедлительного вмешательства. Мы не можем, как прежде откладывать и ждать, что всё решится само собой, — выступил вперед Гай Регалий, отвечающий за восточную политику Римской империи. Он властен и честолюбив до невозможности. — И кроме, как военным путем, решить ее не удастся. Я надеюсь все присутствующие здесь согласны с этим?

— Я придерживаюсь того мнения, — отозвался Тит Лукреций — что клинок, забитый в ножны, менее симпатичен, чем вынутый из них. Нам необходимо показать свою силу.

— Нам всем известна ваша глубокая ненависть ко всем евреям, дорогой Лукреций. И ваше неуемное желание истребить их полностью, — Марциний по-прежнему пытался отстаивать мирный способ решения проблемы. — Но это вызовет лишь еще большие проблемы.

— Чем же, позвольте узнать?

— Вы собираетесь отправить войска на Восток, через иудейские границы, оставляя за собой выжженную землю и разрушенные тылы, дорогой Лукреций? На восстановление уйдет еще больше сил и затрат. Нам необходима эта тыловая база у парфянских границ.

Тит Лукреций предупреждал всех с самого начала, что Иудея может стать камнем преткновения в их планах. Но другие члены кабинета императора тогда улыбались, считая это иудейской манией и старческой ненавистью к евреям. Теперь же стало ясно, что око ненависти оказалось зорче, чем терпимый скептицизм остальных.

— Если только эта иудейская земля будет соблюдать спокойствие при новом царе, — заявил Гай Регалий, — то у нас не возникнет необходимости вводить на их территорию войска. Но стоит быть готовым ко всему, не так ли?

— Истребить их всех, я вам говорю, — всё не мог успокоиться Тит Лукреций. — И не будет никаких проблем в дальнейшем.

— Тем не менее мы должны прийти к общему мнению, уважаемый Лукреций, и принять решение, которое будет наиболее выгодным для всего Рима, — не поддержал его Гай. — А истребление целого народа не является таковым.

— Я тоже воздержался бы от подобных разрушений нашей же по сути территории, — высказался еще один из советников Курион. — Нам стоит больше заботится не о том, что мы уже завоевали, а о новых землях. Проблему необходимо решать малыми ресурсами.

— Вы просто признаетесь в неспособности поддерживать интересы Рима. Если земли, которые вы называете «уже завоеванными» начнут восставать против нас, то не может идти никакой речи о расширении империи.

— Вы уходите от решения нашей главной проблемы, — выступил Марк Ароний. — Насколько я знаю, Сабин отправил сообщения о возможном мятеже и бунте не только в Рим, но и Квинтилию Вару в Антиохию. Так пусть он и займется наведением порядка в Иудее.

— Но этого недостаточно. — Тит Лукреций отстаивал свою позицию. — Они не справятся.

— Не справятся с чем? С каким-то жалким деревенским отребьем, которое вознамерилось поиграть в войну?

— Вы даже не знаете, что именно там сейчас происходит и…

— Вот именно, мы ничего не знаем, — вновь вступил в разговор Марциний. — Может и нет никакого восстания и это всего лишь мнимые опасения Сабина.

— Иерусалим должен быть разрушен. — не отступал Тит Лукреций. Он уже грезил о том, как римские легионы нападут на этот мерзкий Иерусалим, и как они будут выволакивать его отвратительных грязных обитателей за длинные бороды и прибитвать к крестам. Как снесут стены их Храма незримого Бога, сожгут все дома и сровняют с землей весь их святой город.

— На вашу жизнь ещё хватит разрушении городов, Лукреций. — ответил ему Гай Регалий. — А Иерусалим мы пока оставим. Возможно нам действительно стоит подождать известий и подтверждений от Квинтилия Вара.

Обсуждение продолжалось еще какое-то время. И практически в течении всего этого разговора, в углу стола мирно дремал один пожилой человек — изнеможденный и вымотанный жизнью, с холеным лицом в глубоких и резких морщинах, с редкими седыми волосами на голове. Многие присутствующие терпеть не могли этого тощего крючконосого человека, но даже у них он вызывал уважение. Его не беспокоили и не трогали.

Когда же он очнулся, то заметил, что все остальные уже покинули собрание, видимо придя к какому-то общему решению. Его это не особо интересовало — главным было то, что поход на Восток и расширение Римской империи были отложены. Хотя всё это и складывалось не совсем так, как они планировали изначально. На деле оказалось, что изменить мир сложнее, гораздо сложнее, чем они предполагали когда-то. А их время беспощадно уходило.

Он неспешно поднялся, превозмогая легкую покалывающую боль, и направился к выходу. Так как он слегка хромает, то ходит с небольшой деревянной тростью, но обычно держит ее в одной руке за спиной.

Его измученный усталый вид говорил — нет просто кричал — о том, что он находится в тяжелейшем положении. Его бледное осунувшееся лицо было испещрено старческими морщинами, а глаза, блекло выделяясь своими разноцветными зрачками, смотрели на окружающее измученным видом. Руки слегка дрожали, а кожа была изрядно потрескавшейся и сухой. Время … его так мало оставалось у него.