Фанфикс.ру - Фанфик Everything I am

— Что узнаем? — отмахивается Невилл. — Про Волдеморта, что ли? Держи карман шире.

— Не называй его по имени! — вскидывается Симус.

Невилл тяжело смотрит на него, и мне не нравится этот взгляд. Он, конечно, очень уравновешенный, но у всех есть свой предел — и сейчас, по-моему, Невилл к нему близок. Я удерживаю его за локоть — и Финниган переводит взгляд на меня. Я встречаюсь с ним глазами и произношу по слогам, четко артикулируя:

— Вол-де-морт. Ну?

Симус несколько секунд пристально глядит на меня, а потом отворачивается, и в глазах его мелькает какое-то не до конца спрятанное чувство. Предвкушение? Злорадство? Просто давняя неприязнь? Не знаю — мне лень разбираться. Я нащупываю в кармане склянку с мазью и размышляю, не сходить ли в больничное крыло еще до завтрака. А то при таком самочувствии кусок в горло не полезет.

Но если пойти к мадам Помфри сейчас, на завтрак я в лучшем случае опоздаю. В худшем — пропущу. А поесть стоило бы.

— Пойдемте, — вздыхает Рон, не дождавшийся от меня никакой реакции на свое обращение. Я медленно наклоняю голову в знак согласия — кивнуть означает на несколько секунд лишиться четкого зрения — и иду к двери, поправив на плече ремень сумки. Дин с Симусом уже выходят — мы направляемся следом. На скулах Невилла все еще играют желваки.

Когда мы входим под своды Большого зала, я понимаю, что мой ночной приступ в самом деле означал восторг Волдеморта. Большинство присутствующих не ест, а сидит, уткнувшись в утренние газеты, которых сегодня на удивление много. Гермиона тоже сосредоточенно читает и поднимает голову, лишь когда моя ладонь ложится ей на плечо. Глаза у нее кажутся очень темными — может быть, из-за расширенных зрачков, может быть, потому что она очень бледная.

— Что на сей раз? — спрашиваю я вместо пожелания доброго утра. Края гермиониного рта вздрагивают, как будто она хочет что-то сказать, но слов нет: она молча протягивает мне газету. Я принимаю ее из холодных рук и смотрю на первую страницу, желая, чтобы все, что сейчас происходит, было лишь продолжением ночного кошмара.

Я научился жить в ожидании. Я уже начал привыкать к тому, что главный враг нашего мира — мой персональный противник. Но он был лишен самых верных и могущественных слуг — мозг его армии томился в Азкабане. Загнанный туда не без моей помощи.

Старший Малфой. Руквуд. Нотт. Еще кто-то. Все они были под стражей — и ничто не указывало на то, что положение может измениться. Хотя Дамблдор предсказывал, что дементоры могут изменить нам и присоединиться к темной стороне.

Я смотрю на заголовок и испытываю явственное ощущение дежа вю: это уже было. Я уже читал о том, как узники покидали Азкабан — и в организации побега винили Сириуса.

Теперь винить некого — разве что руководство Министерства магии. Оно так и не вняло словам нашего директора, несмотря на его руководящую должность. Как это называется у магглов — преступная халатность? Вот она самая.

«Стены Азкабана разрушены. Находившиеся в заключении темные маги покинули его вместе со своими стражниками. Дементоры присоединились к Тому-кого-нельзя-называть. Волшебный мир на грани паники», — кричит передовица. Я складываю газету, скручиваю, желая ударить кого-нибудь плотным свитком бумаги. Лучше всего Малфоя — его лицо сияет скрытым торжеством. Вот он — итог вашей «проверки доверием», директор.

Я яростно поворачиваюсь к преподавательскому столу — но Дамблдора нет на месте. Зато Снейп здесь — и в упор смотрит на меня. Я не скрываясь отвечаю на его взгляд, испытывая гневное отчаяние. Он, конечно, тоже понимает, что проблемы многократно умножились.

Мне так хочется поговорить с ним. Чтобы он сказал, что паниковать рано, что это не начало конца, что надежда еще есть.

Все это я, конечно, могу сказать себе и сам, но когда говорит он, я верю.

Снейп чуть заметно кивает и отворачивается — а я обретаю способность дышать, хотя в его жесте и не было утешения.

Большой зал охвачен тихой истерикой. Дин уже, кажется, передает кому-то мои слова; он указывает на меня взглядом, и я сажусь, чтобы не торчать у всех на виду. Все — пора взять себя в руки. Как бы то ни было — это могло случиться и это случилось. Примем как факт.

Опускаясь на скамью, я ловлю краем глаза крайне заинтересованный взгляд, брошенный на меня Симусом. Неужели он видел, как мы переглянулись со Снейпом? И если видел — то что?

Мне сейчас не до Симуса. В конечном итоге его инсинуации могут подождать. А вот то, что нас ждет в ближайшем будущем, требует незамедлительного обдумывания — особенно учитывая нынешнюю мою боль в шраме.

— Гарри… Ты скверно выглядишь, — говорит Гермиона негромко, поглядывая на меня.

— Спасибо.

— Извини, но это правда. Ты плохо спал?

— Нет, просто голова болит, — коротко отвечаю я и начинаю намазывать джемом тост.

— Давно?

— С ночи. Не уточняй, пожалуйста, — прошу я как могу вежливо, — я не хочу, чтобы нас услышали. После уроков поговорим. Обо всем.

— Ладно, — произносит она задумчиво, — после так после. Только тебе надо до мадам Помфри прогуляться — а то ты с такими глазами Уход за магическими существами не переживешь.

— А что, они настолько больные? — я морщусь и поворачиваюсь к ней. Гермиона кивает. — Ты не можешь зачаровать очки, чтобы они стали солнцезащитными? Заодно и глаза видно не будет. Только не черными. Такими, знаешь, дымчато-коричневыми.

— А что, это мысль, — она трет ладонью подбородок, — у магглов это называется «хамелеоны».

Я облегченно вздыхаю, когда стекла очков перестают пропускать весь солнечный свет, льющийся с отражающего небо потолка. Глаза почти перестают слезиться.

Если бы еще не уверенность, что Снейп видел все наши манипуляции, вообще была бы красота.

Я не хочу его беспокоить. Не хочу казаться беспомощным ребенком. Лучше говорить с ним о перспективах в войне, чем о том, что у меня голова разламывается от непреходящей боли.

Разговор о предстоящем как-то… уравнивает меня с ним. А разговор о моих неприятностях заставляет ощутить всю разницу в опыте. Не в возрасте — для меня у Снейпа давно нет возраста — а именно в жизненном опыте.

Прикончив овсянку и тосты, мы выходим из Большого зала. Дамблдор не появился, а значит, официально ничего не было сказано — да и что говорить? Теперь уже бесполезно рассуждать о случайностях.

Кивнув Гермионе и Невиллу, я направляюсь к Больничному крылу. Может быть, есть долгодействующее средство от головной боли?

Нет, ублюдок, думаю я, повторяя про себя определение Невилла. Если ты думаешь, что головной болью ты меня напугаешь — сломишь — обессилишь — что еще? — то тебе придется долго ждать. Сдаваться я не намерен. И что бы ни было у тебя в планах, они не включают гриффиндорского упрямства.