Nata Malfoy - Три мгновения

Мужчины и женщины в черных мантиях склонялись над распростертым телом, заслоняя его от глаз слизеринца. Конечно, и безумная Беллатриса участвовала в этой оргии, и большинство криков Малкольма вознаграждало именно ее усилия. Драко был на грани от ужаса, он даже боялся предположить, что сейчас делают с Бэддоком, но услужливое воображение, подкрепляемое звуками, исходившими от стола - мученик уже не кричал: будто потерял голос, слышались только стоны и какие-то хрипы, - рисовало ему ужасные картины. «Господи, когда же это закончится?..» - думал парень, желая Малкольму смерти - как избавления. Слизеринец не знал, сколько времени он уже провел здесь: счет часам пропал с первым вскриком жертвы Пожирателей.

Внезапно все прекратилось. Малфой сделал шаг к группе магов в черном, изо всех сил надеясь, что мальчик только потерял сознание, и сейчас придет неожиданное спасение. Но Волдеморт думал иначе.

- Что еще произошло? - поинтересовался он, подходя к извергам, окружавшим стол.

Беллатриса закричала:

- Снова Фенрир! Всех лишил удовольствия!

Оборотень стоял чуть в стороне. Вся его одежда была в крови, а в руках он держал что-то красное и пульсирующее. Драко не понял, что это и, преодолевая страх и отвращение, подошел ближе.

Лучше бы он этого не делал.

На раскрытой темной ладони лежало алое, все еще бьющееся сердце Малкольма.

* * *

Драко судорожно перебирал флакончики с зельями в своем шкафу. «Господи, вот оно...». Успокоительное, из тех, что помогают забыться. Жаль только, забыться - не значит забыть: здесь не поможет никакой Обливиэйт. Малфой никогда не забудет растерзанное кровавое месиво, так недавно бывшее красивым мальчиком с васильковыми глазами... Живым... Который мог дышать, смеяться, любить... Драко уже никогда не почувствует живым себя, после того, что увидел... Как не забудет и взгляд старшего Бэддока... Отец сошел с ума, когда на его глазах истязали сына.

- Боже, Боже... - шептал Драко. - За что?..

И когда в комнату, словно почувствовав его состояние, заглянул Снейп, Малфой просто бросился ему на шею и разрыдался. Единственное, чего он хотел, о чем без слов умолял - не помнить.

И Снейп, превосходно владеющий Заклятием Памяти, не спрашивая ни о чем, дал ему это.

* * *

Гарри был абсолютно готов к сегодняшнему дню. Все должно решиться раз и навсегда: он с Дамблдором проникнет в убежище Волдеморта. Директор уже неделю готовил мальчика к этому, но, хоть и убеждал, что все пройдет хорошо, Гарри не был настолько в этом уверен. Поэтому, сидя за столом в Большом Зале, он немного нервничал, отчаянно пытаясь запомнить все: горящие весельем глаза Гермионы, смущенную улыбку Рона, радостные по случаю субботнего похода в Хогсмид лица гриффиндорцев. Мальчик словно боялся не успеть сказать друзьям что-то важное, не запечатлеть в памяти каждое мгновение, проведенное с ними. Он не хотел умирать, не желал даже думать об этом, но, здраво оценивая свои возможности, понимал, что этот день может стать для него последним. И Гарри будто впитывал в себя каждое движение, каждый звук...

...когда почувствовал это взгляд.

Кажется, прожигающий насквозь, так, что даже немного больно в груди.

Гарри обернулся, отыскивая глазами человека, который бросил на него ТАКОЙ взгляд.

Мальчик не слышал, как Дамблдор настойчиво что-то говорит, положив руку ему на плечо. Кажется, «пора идти, Гарри». Сейчас почему-то самым важным было не дать разорвать эту связь, похожую на нить недосказанных слов, соединяющих его глаза с глазами светло-серого оттенка. Было жизненно необходимо понять, что хочет сказать ему собеседник. Словно какое-то наваждение... и пусть весь мир подождет.

Время будто остановилось, и огромная Вселенная с мириадами звезд сейчас вся заключалась в серебристых глазах Драко Малфоя.

Первое мгновение. Самоубийца (1)

Ты мир перевернул касаньем рук,

Я - лед, но вдруг в дыхании согрелся.

Но раньше я не знал подобных мук,

Не трепетало каменное сердце.

Я за тебя и Ад переживу,

И не страшусь я смерти раскаленной,

Боюсь тепла - во сне и наяву,

И - глаз твоих той глубины зеленой.

Боюсь заснуть, ведь мне приснишься ты,

Боюсь проснуться - вновь тебя я встречу.

Я каждый раз лечу как с высоты,

Когда твой взгляд оброненный замечу.

А мне нельзя в глаза твои смотреть -

Зеленый в них горит огонь Авады.

Но я готов и трижды умереть,

Лишь только бы с тобой встречаться взглядом.

Меня ломаешь словом каждый раз,

Хоть верил я в свои стальные нервы.

Но подари мне свет глубоких глаз,

Прошу, не отворачивайся первым.

Ты мучаешь меня, не зная сам,

Но нравится мне это почему-то.

Ты душу пьешь мою, не по часам -

По быстрым, как мгновения, минутам.

Ты сердце разрываешь на куски,

И разбиваешь хрупкое сознанье,

Заставив задыхаться от тоски,

Лишь воскресив одно воспоминанье.

Ты не хотел убить, но ты убьешь -

Тебе во всем сопутствует удача.

Ты видишь? Может быть, теперь поймешь?

Смотри: я сильный. Но сейчас я плачу.

Смотри в глаза! Ты этого хотел?

Я гордый, я не встану на колени.

Один лишь шаг - и вниз я полетел,

Чтоб раствориться в пустоте Вселенной...

Снейп ворвался в комнату, рывком распахивая дверь.

- Что случилось, профессор?

Дамблдор склонялся над юношей, неподвижно лежащим на диване. Большой зеленый диван казался невероятно огромным по сравнению с худеньким телом.

- Помогите мне, Северус, - директор торопливо шептал слова неизвестного зельевару заклинания, а декан Слизерина тем временем нащупывал у мальчика пульс.

- Что с ним? - тихо спросил Снейп, голос которого слегка дрожал, несмотря на попытки придать лицу безразличное выражение.

- Волдеморт бросил в него убивающее проклятие, но мне, кажется, удалось воспрепятствовать осуществлению его замыслов.

- Вы отразили Непростительное заклинание? - в глазах Снейпа мелькнули удивление и недоверие.

- Нет, - возразил Дамблдор. - Ты же знаешь, это никому не под силу. Моим заклинанием было Приори Инкантатем.

- Но... чем оно поможет ему? - недоумевал учитель.

- Это единственное, что я мог сделать, - заметил Дамблдор, - хоть и не знаю точного результата взаимодействия этих двух заклятий. Видишь ли, я направил заклинание не на палочку, а на волшебника. И я надеюсь его спасти, если ты мне поможешь.

- Что я должен делать? - спросил зельевар, усаживаясь на диван рядом с мальчиком, и встревожено глядя на неподвижное лицо. Менее всего Снейпу хотелось, чтобы внутреннее волнение отразилось на лице.

- Обеспечьте ему полный покой на три дня, - сказал директор.

* * *

Драко Малфой сидел, обняв тонкие колени, на подоконнике низкого огромного окна Астрономической башни, и смотрел вдаль. В начале учебного года с ним произошло что-то необъяснимое. В его душе проснулось неконтролируемое чувство, с каждым днем наполнявшее его все больше, теплыми лучами распространяясь от солнечного сплетения по телу, а потом собираясь в тугой комочек возле сердца. Это было какое-то неодолимое желание обнять весь мир. То, что Малфой последние пять лет скрывал под маской равнодушия, грозило вот-вот вырваться наружу, пробив защитную оболочку высокомерия и хладнокровия. Отец, которого мальчик выбрал за безусловный образец для подражания, с детства учил его скрывать сильные чувства, но с каждым днем для Драко это делалось все сложнее. Труднее становилось «надевать» на лицо хмурую гримасу с кривляющимися губами, особенно, когда так хотелось улыбнуться навстречу солнцу; труднее было закрываться от окружающих, когда сердце рвалось верить каждому; но, к ужасу Малфоя, труднее всего оказалось продолжать язвить Гарри Поттеру и ссориться с ним. Рядом с Поттером слизеринец неожиданно стал утрачивать способность говорить гадости. А вместо того, чтобы с торжеством направить на своего врага волшебную палочку, Малфою снова и снова хотелось, как на первом курсе, протянуть ему руку, только чтобы на этот раз Гарри пожал ее… Все теплые чувства, переполнявшие душу Драко, словно обострялись рядом с гриффиндорцем, а мир безо всяких причин вдруг делался светлым и счастливым. Началось ли это с той памятной дуэли, или позже, или раньше - еще тогда, когда Малфой впервые увидел нескладного, но такого милого мальчишку, - он не знал. Старался найти этому хоть какое-то логическое пояснение, но как можно было объяснить симпатию к своему врагу? Попытался избавиться от такого ощущения - как будто бы на время получилось. Малфой стал игнорировать Поттера и старательно избегал встреч с ним. Но, все же, первым, кого юноша искал, входя в Большой Зал, был гриффиндорец. Драко позволял себе один только этот первый взгляд в обмен на целый день полного «не замечания». Все бы хорошо, если бы Поттер еще и не снился ему все чаще... Это было и странно, и пугающе, и главное - с каждым днем нравилось Малфою больше и больше: если сначала из-за этого он боялся засыпать, то теперь с нетерпением ждал своего ночного видения.