Аntidote - Я плюс Я

Гарри, отмахнувшись от непрошенных воспоминаний, вернулся к учебнику.

Первое время после разговора он ждал, что вот-вот скрипнет дверь и войдёт Северус...

...Но ничего не происходило, и надежды медленно таяли, оставляя горький осадок разочарования в душе.

Предложение Дамблдора остаться в Хогвартсе в качестве преподавателя ЗОТИ выглядело весьма заманчивым. Но что, если Северус никогда не вернётся? Видеть профессора каждый день, наталкиваться на его, полный презрения или равнодушия, взгляд? Это было бы слишком мучительно. Гарри не был готов к этому.

Оставалось лишь несколько дней до Выпускного бала... Несколько дней призрачной увядающей надежды... Чуть больше недели - и Хогвартс останется позади. И Северус тоже...

Гарри запретил себе думать о нём, запретил вспоминать нежность его прикосновений, невесомость поцелуев, жар объятий. Так проще, не так больно. К чему напрасные иллюзии - они не приносят ничего, кроме безысходной тоски.

Он не примет предложение директора, если за эти несколько дней ничего не изменится. Он всё оставит в прошлом - любовь, потерю, слёзы… Нужно жить, дышать, идти дальше…

И упиваться болью, а тем более жалеть себя Гарри не собирался. Снейп дал понять, что он не нужен, что его чувства обременительны и неуместны, более того - что они неискренни.

Так зачем навязывать себя человеку, который не собирается признавать существование своей лучшей половины? Который сознательно задвигает её на задворки подсознания, отсекая от себя? Навязываться - это ведь так унизительно. А гордость у Гарри ещё оставалась, пусть и уязвлённая, израненная.

Её можно было бы и задвинуть куда-нибудь подальше, если бы Гарри был уверен, что может достучаться до Снейпа, что у него есть надежда вернуть Северуса. Но тот разговор дал понять, что от него теперь мало что зависит, что Снейп сам должен в себе разобраться.

Время шло, но ничего не менялось. И надежда медленно уступала место тоске.

Какой-то очень коротенький промежуток времени Гарри был счастлив… был любим… Но это продолжалось слишком недолго, так недолго, что казалось призрачным наваждением.

Гарри вздохнул, убрал учебник, перо и пергамент в тумбочку и, заложив руки за голову, уставился невидящим взглядом в пустоту. Слёз уже не осталось.

«Он не вернётся… Он уже никогда не вернётся… И даже не смей думать о прошлом» - Гарри из последних сил старался заставить себя быть сильным.

Ночной светильник он так и не погасил.

* * *

Вдруг до слуха юноши донёсся легкий звук открывающейся двери. Он насторожился, сел на кровати, инстинктивно нащупывая под подушкой палочку. На короткий миг откинулся полог, а через секунду появился профессор. Гарри с удивлением смотрел на него во все глаза и не мог поверить происходящему, не мог произнести ни слова. Мысли его путались, а дыхание перехватывало.

Не в лучшем состоянии был и сам зельевар. Глаза его горели дьявольским огнём, на скулах - невиданное дело - расплывался румянец, ноздри трепетали от неровного дыхания. Он молчал, потом поднял палочку, произнёс несколько заклинаний и подошёл ближе.

Всё так же молча Снейп скинул мантию и Гарри ахнул - под мантией профессора не было ничего, хоть отдаленно напоминающего одежду. Снейп стоял перед ним во всей своей красе, в полной и безоговорочной готовности и пожирал Гарри глазами.

- Покажи мне, как ты ЧУВСТВУЕШЬ…

Юноша всё ещё не верил в реальность происходящего, но пылающий взор профессора, обнажённое тело с явным доказательством желания, вызвали вполне предсказуемую реакцию юного тела, которое редко прислушивалось к голосу разума.

И Гарри забыл обо всём на свете, задвинул свою гордость куда-то очень глубоко и кинулся в объятия мужчины, обвил его шею руками, уткнулся ему в ключицу и не смог сдержать слёз. Они текли по щекам, оставляя влажные дорожки. А он боялся пошевелиться, боялся разомкнуть объятия, чтобы их утереть, боялся поверить в происходящее, думая, что это только сон, и он сейчас проснется.

Профессор осторожно обхватил лицо юноши ладонями и поднял к себе, долго и пристально вглядываясь в заплаканные глаза. Гарри почувствовал лёгкое проникновение в своё сознание и открылся… полностью… доверчиво… ничего не скрывая...

Снейп увидел всё… увидел и понял… и, наконец, поверил… Поверил в то, что с такой маниакальной одержимостью отказывался признать. Поверил, что этот мальчик, дрожащий в его объятиях, вверяет ему не только тело, но душу, всего себя… без остатка… до дна... без обид и претензий... без оглядки на прошлое…

Поверил, что любим самой чистой, самой трепетной, самой бескорыстной любовью…

…И все осколки доселе разрозненной мозаики вдруг встали на свои места в его истерзанном сознании, потерянные детали головоломки соединились в логической гармонии, и профессор почувствовал, что недостающее звено встало на своё место, вернув утраченное равновесие, шаткий баланс между ''сознательным'' и ''подсознательным''. Теперь всё было как надо, было правильно. И Северус Снейп был убежден, что это навсегда.

Гарри стал тем мостиком, что соединял две его сущности, делая личность завершённой, наполненной, гармоничной. А главное - способной любить и получать радость от разделённой любви.

Каким же идиотом он был, отвергая саму возможность любить, возможность открыть своё сердце для самого прекраснейшего чувства. Как глух и слеп был тогда, когда с упрямым злорадством утверждал, что между Северусом и Гарри - пропасть. Пропасть была между ним и его вторым «Я».

И как хорошо, что он, пусть и запоздало, но понял это. Сейчас всё было в его руках. И повторять ошибки Снейп не собирался.

Он осторожно сцеловывал слезинки с раскрасневшихся щёк Гарри, как бы прося прощения за всё - за обидные слова, за мучительные дни и ночи одиночества, за выплаканные и невыплаканные слёзы…

Потом бережно, словно дар, словно величайшую драгоценность поднял юношу на руки и опустил на кровать, сам лёг рядом и всё ещё не мог отвести взгляд от этих нефритовых глаз-омутов.

Гарри смутился, потянулся за своей палочкой, намереваясь погасить свет, но профессор накрыл его ладонь.

«Deja vu» - промелькнуло в голове Снейпа.

- Нет… Уж теперь я получу всё, от чего так упорно отказывался… - охрипший от желания низкий голос профессора вливался горячей волной возбуждения в тело юноши, провоцируя восхитительную дрожь и соблазнительный румянец, точно так, как это было в мыслесливе.

- Повтори. Я хочу это услышать…

Гарри понял, о чём просит профессор. Чуть помедлив, невесомо дотронулся до его щеки и тихо прошептал:

- Я люблю тебя… люблю… люблю… люблю... Я повторю это тысячи раз, потому что ЛЮБЛЮ…

И Снейп, не в силах больше бороться с собой, потянулся к губам мальчика, завладел ими властно, жадно. Услышанное признание восхитительной пульсацией отдавалось в каждом нерве, каждой клеточке. Это признание было почти осязаемым. Ведь оно было подарено ему, в этот раз - только ему.