Павел Буркин - Обречённые. Том 1

— Слышь, ботан, ширева не заныкал?

Остальные, а всего в транспортный отсек гравиплана их набили с полсотни, — не лучше. Маньяки-убийцы, алкоголики, наркоманы — и тут же счастливые обладатели врождённых уродств, порой просто дурной наследственности. Наконец, судя по самому Эрхарду, есть и мутанты моральные — те, кто посмел переть против общепризнанного.

— Пацаны, да он не даётся! — радостно оскалился дегенерат. И вроде бы несильно, но очень больно ткнул в солнечное сплетение. Стоило Эрхарду согнуться — впечатал колено в лицо, царапая щёки, брызнули острым крошевом старомодные очки. Не более чем дань любимой науке: даже самую сильную близорукость давно можно лечить недорого и без операции. Само собой, очки бы ничем не помогли близорукому: они были чисто для красоты. Просто память о прадедушке, ещё заставшем времена, когда не было Зоны. Говорят, прабабка сама была ОТТУДА. Но теперь такие факты стараются не афишировать.

— Отставить! — отрывистый, как выстрел, голос командира экипажа, усиленный динамиками, прозвучал над головами.

Короткий импульс — и пол будто со всей мочи врезал по ногам. Стопы тут же отнялись, боль была такая, что в тесном отсеке повис многоголосый стон. Эрхарду не повезло ещё больше: в момент, когда пол обжёг грави-импульсом, он лежал на боку. Остальным-то просто отбило ноги, через полчаса полегчает, а назавтра совсем пройдёт (стоять-то всё равно будет пыткой, ну, да недолго осталось). У Эрхарда перехватило дыхание, боль была такая, что хотелось сдохнуть прямо здесь. Съеденное перед вылетом всё разом поднялось назад, ударило в горло и хлынуло — изо рта и носа сразу. Он чувствовал, что если сейчас не перестанет тошнить, то захлебнётся. Остальные «пассажиры» брезгливо отодвинулись: не так уж было на самом деле и тесно. Кто-то глумливо заржал, попросивший курить сжалился и всё же пинком перевернул на живот. Под бывшим историком тут же натекла лужа.

— Отставить шуточки! — снова прогремел голос в динамиках. — Довожу один раз, кто не понял, его проблемы. Повторять для вас, ублюдки, не буду! По мне, дегенераты, вас следовало бы перестрелять, или на стульчак электрический посадить. Но на ваше счастье, смертной казни в Свободном Мире нет, и не будет. По закону мы сошлём вас в Резервацию. Моя инструкция — это ваш шанс на выживание. Итак, первое. Мы высадим вас в самом чистом месте, где вы, свиньи, не сдохнете сразу и сможете адаптироваться. Но и там первое время глубоко дышать нельзя. Воздух в Резервации — агрессивная среда из собственно воздуха, дыма, испарений токсичных веществ и мутировавших бактерий. И фон там неплохой — местами до двадцати рентген в час, но в основном не больше полурентгена, а там, где мы вас высадим, и того меньше… Но вам с непривычки мало не покажется.

— Может, микрорентген? — вопросил единственный, кому Эрхард мог хоть как-то сочувствовать, невысокий щуплый паренёк без видимых патологий. Впрочем, наверняка Комитет что-то нащупал, раз он тут оказался. «А он ещё и образован!» — удивлённо подумал историк.

— Не перебивать, уроды! Сказал, рентген — значит, рентген. Такие придурки, как ты, изжарятся там за час. Но в целом фон терпимый, всего в двадцать раз больше нормы. То есть долго вы всё равно не проживёте, но сразу не подохнете. Мой вам совет — не суйтесь на восток Зоны, где хуже всего. Что касается воды: в чистом виде воду Резервации пить нельзя, вся вода отравлена отходами производств, заражена бактериями, зачастую не имеющими аналогов у нас, и также радиоактивна. Почва тоже заражена всякой химией: босичком ходить не стоит, если не хотите лишиться ног. Вопросы, мать вашу факовую разными способами?

— Слышь, начальник, — спросил «курильщик», не забыв пинком загнать Эрхарда в лужу рвоты. — А чё за дрянь такая — радиация?

— Я вам не яйцеголовый, подонки, — раздался голос. Ещё один импульс заставил всех взвыть. Наслаждаясь произведённым эффектом, инструктор продолжал: — Это такое дерьмо, от которого у вас, дармоеды, сперва вылезут волосы и сдохнет то, что между ног. Потом вы станете блевать кровью, а затем откинете копыта. Но самое плохое, что там есть — это местные. Вам повезёт, если вы встретитесь с такими же ублюдками, как вы сами, выброшенными раньше. Но люди там быстро дохнут, за редким исключением. А те, кто там родились — уже не люди, хоть и говорят на своём ублюдочном русском. Среди них попадаются двухголовые, хвостатые, четырёхглазые, вообще невообразимые твари, какие и описать-то невозможно. Они вас разорвут и сожрут, не поморщившись. Тем более, что оружия вам не положено.

— Как не положено? Если есть чудища, должны дать стволы…

Ещё импульс, так как лежали теперь многие, вызвал не стоны, а прямо-таки звериный вой. Сам Эрхард чувствовал себя так, будто его долго избивали полицейскими дубинками и пытали шокером впридачу. Во рту стало солоно, он сплюнул — красное… Уроды!

— По закону, никакое огнестрельное оружие не должно попасть в Зону и достаться местным. Хотя ещё со времён России там, вроде бы, уцелели склады всякого барахла — если повезёт, вы даже танки допотопные найдёте, только вот горючки — того, они на нефтепродуктах ездили. По-хорошему, проживёте вы, суки, ровно столько, на сколько вам дадут воды и еды, ну, ещё старые противогазы получите. Только помните, что надолго их всё равно не хватит. Так что мой вам совет, твари — понемногу, чтобы сразу не подохли, привыкайте к местному добру. Так протяните подольше, ясно, свиньи?

В динамиках зазвучал злобный, издевательский смех. Нрав у капитана был мерзкий, да ещё почти абсолютная власть над «пассажирами», по крайней мере, на время полёта.

— Мы влетаем в Резервацию! — издевался он. — Просьба пристегнуть ремни и не покидать кресел до самой посадки!

В грузовом отсеке не было иллюминаторов, изначально он предназначался для различных грузов, которые, понятно, не имели глаз, а заключённых никто не собирался радовать бесплатным аттракционом. «Туристы», те хоть деньги платят, а от этих никакого толку. Но машина явно сбрасывала скорость и высоту, все многочисленные устройства теперь гудели тише и тоном ниже.

— Приготовиться! Начинаю отсчёт! Десять, девять, восемь, семь… Три, два, один…

Пол грузового отсека провалился вниз, раскрылся наподобие бомболюка. Эрхарда опутала слепящая мгла, в лицо ударил стылый, влажный, вонючий воздух. Он был наполнен зловонием гнили и какой-то химии, от него сразу запершило в горле и в носу, на глаза навернулись слёзы…

…Заложив крутой вираж, гравиплан лёг на обратный курс. Люк закрылся, на полную мощность заработали кондиционеры, высасывая из салона отравленный воздух. Капитан удовлетворённо вздохнул и затянулся дорогой сигарой. Гравилёт шёл на бреющем, но сквозь смог руины внизу едва просматривались. Здесь-то ещё ничего. Вот к востоку от Москвы действительно мрак — в буквальном смысле слова, смог там такой, что не светает уже много лет. И там, говорят, обитает такое, по сравнению с чем здешние монстры — симпатяги. В эти байки капитан Хей не очень верил, по его скромному мнению, отвратительнее здешних уродов вообще ничего быть не могло. Да и как в таких местах выжить — уму непостижимо!