Любовь Отраднева - Озма

— Что я наделала? — побледнев, простонала Ишода и упала бы, но её вовремя подхватил сын.

Супруги Джюс немедленно уступили раненому режиссёру свою кровать. Джуна собрала на огороде лечебные травы и хотела приступить к обработке ушибов и ссадин. Но Ишода объявила, что все заботы о пострадавшем берёт на себя.

— А вы разбираетесь? — спросила половчанка.

Ишода только кивнула. Но Кишан счёл, что её обидели, и вмешался:

— Конечно! Всю индийскую революцию мама была медсестрой в партизанском отряде и ещё других поучит народной медицине!

Ему даже не досталось от матери за эту дерзость…

Печально прошёл остаток дня. Но настала ночь, и темнота накрыла мир своим звёздным плащом, и солнце на небе сменилось луной, и темнота властно сказала: «Спать! Ведь вы не летучие мыши и не совы! Спать! Утром, на свежую голову, вы быстро решите все свои проблемы. Спать!»

И все послушались, даже Расщепей, которому, впрочем, сильно полегчало после Джуниных трав. Даже Ишода задремала у его постели, где не было никакой необходимости сидеть, но где она всё же сидела…

…Но миром в эту ночь правила не одна темнота. Лунный свет не давал ей безграничной власти. И лучи второй ночной королевы, проникая в окна, передавали от неё другой приказ: «Кто влюблён — просыпайтесь! Вы все мои дети, и в эту ночь я предоставляю вам право поговорить наедине. Никто не услышит — всех усыпила моя сестра. Никого не будет, только вы двое и я. Но меня не опасайтесь: я храню тайны свято. Уже много тысяч лет я слышу одни и те же слова, но никто ещё не услышал их от меня. Просыпайтесь, пылающие сердца, эта ночь для вас!»

И, повинуясь этому приказу, в разных углах урфинского сеновала проснулись Кишан и Озма и, не сговариваясь, вышли на освещённое луной крыльцо дома. В дверях сарая они столкнулись и вскрикнули, и заскрипела старая дверь, но Урфин и Джуна не проснулись. Не для них была эта ночь, ибо каждый из них давно знал, что творится в сердце другого…

Кишан и Озма столкнулись в дверях, и стали извиняться, и кто-то из них первым спросил, куда идёт другой, и выяснилось, что обоим не спится и хочется посидеть на крыльце, и они сели рядом, и их освещала луна, и им было хорошо.

— Ты видел когда-нибудь такую красоту? — спросила шёпотом Озма.

— Нет, ни разу. У нас в Индии другая красота… — Кишан помолчал и зачем-то спросил: — Ты веришь в судьбу?

— Не знаю…

— А я верю. Верю с того самого дня, как встретил тебя, замерзавшую, на улице. Это не могло быть случайностью — так было суждено!

— Ну, знаешь! Если так рассуждать, то сейчас судьба от нас отвернулась и мы должны ждать, пока она соизволит снова нам улыбнуться.

— Может, и так. Но мне кажется, что это будет очень-очень скоро.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что мне очень хорошо.

— Сейчас, когда мы потерпели поражение?

— Я же сказал: очень скоро мы победим.

Они оба замолчали. Не хотелось разговорами о печальном нарушать очарование этой ночи. Потом Кишан спросил:

— Знаешь, кто ты?

Озма засмеялась:

— По-моему, я ученица десятого класса Озма Лэйк.

— Ничего похожего. Ты королева красоты!

— Ой, да не выдумывай! — отмахнулась она, покраснев от радости.

— Да, королева красоты. И вообще ты лучше всех на свете!

— Будешь говорить глупости… — притворно сердито начала Озма.

— Буду! — решительно сказал Кишан. — Я люблю тебя, Озма!

Она молчала так долго, что он решил: всё, обиделась. Но наконец она ответила:

— Когда кончился срок траура по отцу, мама сказала: «Я никогда не сниму чёрного платья, а ты сними. Моё сердце разбито, а у тебя будет ещё в жизни любовь…» И я теперь вижу, что она была права.

— Озма! Неужели?

— Да. И я, пожалуй, готова поверить в судьбу.

В это же время лунные лучи разбудили Расщепея и Ишоду.

— Как вы себя чувствуете? — спросила принцесса.

— Спасибо, отлично. Мне почему-то так хорошо… — лицо его было странно спокойным, только глаза весело поблёскивали, отражая лунные лучи.

— Хорошо? Сейчас, когда я так всё испортила?

— Вы ничего не испортили, Ишода Пасторьевна! Вы, наоборот, открыли нам прямую дорогу к победе! — Расщепей говорил это без тени улыбки на лице, и принцесса не знала, как его понимать. — Я не шучу. Если бы я вас не послушался и мы вошли бы в город — ну как бы мы там боролись с этими бусунумщиками? А когда их волны швырнули меня на дорогу, я видел у них глазки и лапки. И глазки были очень грустные.

— Александр Дмитриевич, вы бредите! У вас жар! — встревожилась Ишода и положила свою изящную руку на лоб Расщепею. Жара не было.

— Я не брежу, — твёрдо сказал он. — Но руку не убирайте, пожалуйста: очень уж хорошо. Так вот, грустные глазки. Гром и молния! Вы думаете, им приятно служить бусунумщикам? Стоит сказать им два слова — и они решатся бросить злодеев! И тогда те в наших руках!

— Почему же никто, кроме вас, не видел, что волны живые?

— Потому что я их видел очень близко. А может, не такая уж чушь то, что болтают о моих глазах.

— Значит, моя Родина спасена?

— Да. И вы, вы спасли её, как и предсказывала волшебная книга. Если бы не вы, меня бы не схватили и я бы не прочёл тоски в глазах волн. До победы один шаг!

— И его сделаете вы, как и прочла в своей книге Виллина! Только вы, с вашими волшебными глазами, можете понять волны, и только вы сумеете поднять их на борьбу!

— Я ничего ещё не сделал. А вот вы… Вы залечили мою рану!

— За это благодарите Джуну и её травы…

— Да нет. Я говорю о сердечной ране. Когда я попал на Найду и понял, что навсегда потерял свою жену, Ирину, я почувствовал, что мир опустел. Но стоило мне войти в вашу квартиру, как это чувство исчезло. Вы сразу заняли место в моём сердце и постепенно вытеснили тоску по Ирине!

— И мне показалось, что дом стал светлее, когда вы в него вошли! Я думала, что… не смогу никого полюбить… после гибели мужа… Но, видимо, камни славы не только видят невидимое, не только побеждают злые чары, но и сами привораживают!

— Ишода! — он схватил её руку и прижал к губам. — Будьте моей женой!

Она склонилась над ним и молвила:

— Я согласна, Александр!

На следующее утро Расщепей и Ишода, только вдвоём, отправились в Изумрудный город. Правда, и Джуна, и сама принцесса уверяли, что надо бы режиссёру полежать ещё дня три до полного выздоровления. Но сам Расщепей по этому поводу выразился весьма энергично:

— Гром и молния! Что, по-вашему, дороже — жизнь целой страны или здоровье одного старого дурака?!

…Увидев подходивших к столице отрицателей бусунума, волны, как всегда, бросились на них. Но Расщепей поднял руку, призывая к вниманию:

— Волны! Неужели вам нравится служить злу? Неужели не хочется стать свободными, как вы, наверное, были когда-то? Разве вы рабы волшебной шкатулки? Нет, вы рабы своего собственного бессилия. Уходите от сектантов и не слушайте больше ничьих жестоких приказаний!