Элина Гончарова - Рута

Трисс и две эльфки, тоже высказались «против».

— А я категорически «за»! — серьезно ответила Шеала де Танкарвилль.

Все уставились на бледную, как мел Маргариту. Воцарилась тишина.

— Ну же, — поторопила ее Филиппа.

— Я — «против», — тихо ответила бывший ректор академии в Аретузе, и покраснела, словно молоденькая студентка.

На ледяном лице Филиппы на мгновение отразилось презрение.

— Вопрос снят, — произнесла она так же бесцветно, как раньше. — Перейдем к следующему. Сабрина твой отчет.

Чародейка оживилась, похоже, что это было единственное дело, которое ее вообще как-то волновало.

— Йеннифэр находится у меня под контролем.

Глаза ее загорелись хищным блеском, как у сокола, с которого только, что сняли клобук и указали на дичь.

— Все идет соответственно нашему плану, и совершенно без каких бы то ни было осложнений. К осени мы получим, то, что хотим, а ее можно будет ликвидировать.

— Что, значит, ликвидировать?! — воскликнула Трисс, бледнея от ужаса. — Было решено только забрать у нее ребенка! Мы не собирались ее убивать!

— Если мы оставим ее в живых, — ответила Сабрина, растягивая слова и наслаждаясь отчаяньем и болью, наполнившими Трисс, — она начнет мстить, подключится ведьмак и эта сопливая недоделанная чародейка и тогда нам придется расправиться со всеми, а так обойдемся малыми жертвами.

— Я бы хотела увидеть ее, в последний раз, — с трудом проговорила Трисс, сдерживая подступивший к горлу ком. — Прошу Филиппа: позволь?

— Мне тоже любопытно на нее взглянуть, — зло усмехнулась Кейра.

Минуту подумав, Филиппа протянула руки сидящим по обе стороны от себя Сабрине Глевиссиг и Шеале де Танкарвилль, остальные тоже взялись за руки. Когда круг замкнулся, Филиппа произнесла заклинание эхом повторенное другими чародейками. Голубой шар медленно поплыл вверх, пронизывая все вокруг голубым светом.

Послышался шум прибоя и крики чаек. Изображение сперва замелькало, потом стало ясным и четким.

На крутом обрыве, опершись спиной о большой валун, сидит Йеннифэр и мечтательно смотрит в небо, улыбаясь своим мыслям и поглаживая слегка округлившийся живот. Вокруг только море и скалистый берег и больше ничего. Ничего такого, что могло бы подсказать ее местонахождение.

Через минуту изображение угасло, и шар снова опустился на стол. Чародейки расцепили руки.

— Как видишь, она счастлива и довольна, — усмехнулась Сабрина, глядя на Трисс. — И так хорошо замаскировала свое убежище, что если бы я не следила за каждым ее шагом, то вряд ли смогла бы найти. И знаешь ли? Это очень хорошо! Никто не сможет ее побеспокоить и лишить того состояния счастливого неведения, в котором она сейчас пребывает.

— А я, на всякий случай посмотрела бы, где сейчас ведьмак и чем занимается? — предложила Фрингилья, не опустив глаз и не покраснев, когда на нее уставилось девять пар насмешливых глаз. — Лучше подстраховаться, может он трется где-то рядом с ней.

— Успокойся, Фрингилья, — наигранно заботливым голосом сказала Сабрина. — Там где сейчас Йеннифэр, Геральта быть никак не может.

Когда все чародейки начали расходиться, Трисс подошла к Филиппе и тихо попросила:

— Отдай мне письма.

— Какие еще письма?

— Ты знаешь какие.

— О чем ты? Объяснись!

— Я уже большая девочка и сама могу решать свои проблемы, без постороннего участия.

— А вот ты о чем! — усмехнулась Филиппа. — Знаешь? Как сказала бы Сабрина: «Самым счастливым в жизни, может быть только наше неведение». Но раз тебе непременно надо помучить себя: прошу.

Она взмахнула рукой, и к ногам Трисс плавно опустился возникший из воздуха увесистый холщовый мешок.

— Здесь все, Меригольд. И твоя боль, и слезы — все. Но мой тебе совет лучше как можно скорее избавься от этого.

— Я сама разберусь во всем, — ответила она гордо и, взяв мешок, шагнула в светящийся овал.

Как только Трисс исчезла, Филиппа подозвала к себе Сабрину и Кейру.

— Последнее время, что-то неладное творится с Меригольд, не мешало бы посмотреть, чем она занимается в свободное время. Займитесь этим, девочки. Не сегодня-завтра могут настать тяжелые времена, и мы не можем допустить, что бы среди нас оказалось слабое звено.

Тяжелая карета скрипела и то, и дело вязла в размытой ливнями дороге. Мощные кони храпели и тянули ее с огромным усилием, выдергивая из очередной наполненной жижей лужи. Хлой и Арден грязные с головы до ног, босиком, с засученными до колена штанами, подталкивали ее сзади.

В этот раз Тина соизволила сесть на лошадь Хлоя, но не из жалости к мужчинам и бедным животным, а исключительно, потому что в карете сильно трясло. О чем она поспешила тут же всем сообщить, как бы опасаясь, что ее уличат в чем-то хорошем. Довольно долго она ехала молча, высокомерно поглядывая на ведьмачек, но полное их безразличие к ее важной персоне, наконец, стало раздражать. И как всегда, излить раздражение она решила на брата.

— Вот никак не пойму, Арден, — фыркнула она. — Почему только с тобой всегда случаются такие вещи? У тебя была самая дурацкая лошадь, и украли именно ее! Мне думается, что даже если бы ты ехал на муле, то и его бы утащили. Знаешь почему?

Юноша проигнорировал вопрос, зато Хлой растянув в улыбке, измазанное грязью лицо с интересом спросил:

— И почему?

— Да, потому что он недотепа, размазня и валенок! Всегда был таким, и другим ему уже не быть. У всех моих подруг — братья как братья, у меня же какое-то недоразуменье. Он даже мог сам ее кому-нибудь подарить! Нищему, например, или убогому! Вот как этой оборванной бабе Василе к которой мы зачем-то заезжали, отдал все свои более-менее драгоценные вещи.

Она блаженно подняла глаза к небу и усмехнулась.

— Вот когда я стану королевой Темерии, я прикажу всех попрошаек сечь розгами. Еще я не люблю эльфов, гномов и прочих нелюдей.

Она многозначительно посмотрела на едущих сзади ведьмачек.

Руте стоило огромных усилий, что бы промолчать. Она послала коня вперед, за ней последовала и Цири. Тина победоносно глянула им в след.

— Не понимаю, как в одном гнезде, да еще из одного яйца может вылупиться сокол и ехидна? — возмутилась Цири, когда они отъехали на приличное расстояние. — Глядя на Ардена, создается впечатление, что он вырос в каком-то мне совершенно не известном месте, настолько у него чистая душа и сердце.

— Это место называется «мечты и грезы», — ответила Рута. — Некоторым удается уходить туда полностью, когда окружающая действительность начинает давить, но когда приходит время возвращаться, они растерянно смотрят на мир широко раскрытыми глазами и не могут понять, куда в этой лишенной иллюзий реальности, приложить свои замечательные качества и принципы.