Элина Гончарова - Рута

— Ты хочешь сказать, что все это устроили Дамы Ложи? — удивился рыцарь.

— Угу.

В дверях появилась жена старосты, невысокая женщина с черной толстой косой ниже пояса. Поставив на стол миску с пирогами и крынку молока, она села напротив гостя и усмехнулась:

— Нашли у кого спрашивать! Вот я вам сейчас все точно поведаю…

— Рисина! — засопел староста.

— А, что? Секрет что ли? — удивилась женщина. — Так вот, приехали значит магички сюда, две их было. Ну, давай спрашивать у людей: где ведьмак остановился? Им сказали что у бабки Лопушины, в хате он ночувал. Они туда. Ой, грохоту там было, аж посуда тряслась, а опосля все стихло. Мы уж думали, поди порешили они сердечного. Тута глядим, еще одна чародейка едет. Такая вся… волосы что облако золотое, и тож про ведьмака интерес имеет. А ей и говорю, мол не волнуйся твои его уже укокошили. А она вся белая сделалась, почем мне было знать, что он ее полюбовник был.

— Да чаво вы эту бабу пустомелю слушаете-то? — возмутился староста, хлопнув шапкой по столу. — Полюбовники ей везде мерещатся! Обычное дело: бабы мужика не поделили. Уж и не знаю, чаво в этих ведьмаках такого…

— Бабы говорят…

— Ой, да помолчи ты балаболка! Говорят они! Навыдумывали небылиц…мужик, как мужик, ничего особенного.

— Ничего особенного? А чего ж из-за него Дамы морды-то бить друг другу стали? Говорю вам, эта золотоволосая слезла с коня и мне повод отдала, а сама к бабкиному дому. Там лошадь ведьмака к плетню привязанная стояла, она ее отвязала, значится, и так спокойно говорит, мол возьми и Малышку тоже, а кобыла ее знает, это точно. Ну я взяла и пошла назад, тута как громыхнуло, бабкин дом на две части треснул и развалился по сторонам. А дальше я не видала — кони потащили еле остановила. А вот бабы…

Женщина осеклась под грозным сопением мужа, но потом махнула рукой и затараторила снова:

— Так вот, значится, когда дом рухнул, стало видать, что ведьмак еще жив, лежит на столе, дергается а встать не могет, потому как веревки невидимые его держат. Золотоволосая и говорит, мол отпущайте его иначе пожгу вас и на части изорву…

— Брехня, — усмехнулся староста.

— А вот и не брехня, — обиделась женщина. — А чистая правда! Бабы врать не станут! И неча зубы скалить…

— Прошу, тебя продолжай, — начал терять терпение Атер.

— И подняла она руки, — продолжила она, обиженно поглядывая на мужа, — и как даст молниями, но мимо, или те отбили, в общем — не попала. Тогда они ей огнем ответили, а она его в сторону откинула и запылала наша деревня. Тут уж всем не до драки стало, побежали хаты да добро спасать, что дальше было ни кто не видел, зато слышали будто гром прям над головой грохотал и в небе искры разноцветные и молнии летали. Долго, это продолжалось, а потом раз и тихо. И тут смотрим, из дыма выбегает ведьмак и полюбовницу свою на руках тащит. Одежа ее дорогая вся в лохмотья превратилась, а ноги и руки будто угли черны. Он несет ее и рыдает, и кричит, мол, не знал он там чегой-то. Рухнул на колени, так что волосы ее огненные по дороге рассыпались, а она глаза открыла, чаво-то на ухо ему шептала, а он…

Женщина всхлипнула и принялась вытирать слезы.

— …а он, — продолжил за нее посерьезневший муж, — рыдал уж больно. А когда ж она померла, так и совсем умом тронулся. Ринулся обратно в дым и пламя, выволок за волосы полуживую чародейку и всадил ей меч ведьмачий прямо в сердце. После взял ту первую, сел на лошадь и уехал в сторону леса. Так-то вот.

— А третья чародейка куда подевалась? — спросил рыцарь.

— А кто ж ее знает? Сбегла поди.

«Да, видимо не в добрый час я попал, — подумал Атер, вставая и направляясь к выходу. — Но раз уж приехал, надо не мешкать»

Рассвет раскрасил небо нежными красками. Чудилось, будто облака — это вовсе не облака, а расположенные вдали голубые холмы. За ними в даль уходит светящаяся дорога, лежащая среди полей и лесов укутанных розовым туманом.

Рута оторвала взгляд от этой чарующей картины и посмотрела на спящего в корзине малыша. Трудно было даже представить, что этот беззащитный ангелочек, когда-нибудь превратиться в свирепое чудовище с налитым кровью взглядом.

Заклинание Йеннифэр продолжало действовать и младенец не просыпался несколько дней. Во сне он несколько раз поел молока из бутылочки, которую мать положила в корзинку вместе со сменой пеленок. Малыш даже не проснулся, когда Рута переодевала его, но ведьмачка понимала, что скоро действие чар закончится и с ужасом думала о том, что делать когда он проснется и закричит требуя молока, которого совсем не осталось. В подтверждение опасений Руты, ребенок высвободил ручку из под неумело стянутой пеленки, и помотав ей немного, успокоился снова.

Шэво сегодня заметно нервничал, прял ушами, широко раздувал ноздри и постоянно косился на развивающиеся по сторонам, сохнущие на длинной палке пеленки, которые ведьмачка выстирала ночью в лесном ручье. Рута усмехнулась, представив себе как должно быть живописно она выглядит со стороны. Просто передвижная прачечная!

— Успокойся, — сказала она ласково поглаживая коня по шее. — Больше мы не поплывем на корабле. Обещаю!

Бесстрашный конь, повидавший не одно чудовище и способный дать отпор стае голодных волков, на воде превращался в пугливую, дрожащую тварь. Причем вплавь он мог пересечь любую реку, но качающаяся палуба корабля или парома, вызывали у него дикий страх, который не могла успокоить даже не хитрая ведьмачья магия. Любая переправа Руте всегда стоила огромных усилий, а в этот раз, когда у нее на руках оказался еще и ребенок, длительный переход на корабле из Цинтры в Метинну, вымотал ее совсем.

Впереди ее ждал долгий путь до Гор Тир Тохаир. Там в Мак-Турге у самого подножья гор в небольшом хуторе без названия, ее должна была ожидать Цири, вернее не только ее.

Цири, казалось, предусмотрела все, но то что чародейка откажется ехать она даже не рассматривала. И если вдруг, за Рутой случиться погоня, то как тогда в одиночку защитить ребенка, ведьмачка не имела не малейшего представления.

Отогнав тревожные мысли, она повернула коня к опушке леса. Осторожно спешилась, что бы не трясти корзину и поставила ее на траву, разобрала конструкцию из палок и пеленок, и принялась разворачивать описавшегося младенца. Все не ладилось в руках, ребенок хоть и не проснулся, но дрыгался так, что запеленать его, казалось не возможным. Рута стала сомневаться, что когда-нибудь снова захочет иметь собственных детей. И это он еще молчит, а что будет когда…?

Шэво резко вскинул голову, направил уши вперед и напряг мышцы. Ведьмачка замерла и прислушалась. Кто-то медленно крался в лесной чаще, тихо и осторожно. Конь завертел хвостом, отбежал немного, задерживая дыхание. Рута приготовилась, загородив собой ребенка, медленно вытащила меч.