Вера Космолинская - Новый Галлифрей

Я поправил узел свежего галстука, выдохнул и оглядел собравшихся.

— Дамы и господа, у нас чрезвычайная ситуация. В связи с этим, я хочу заявить… Это практически ультиматум. Мы должны довести до совершенства оборону наших баз. На определенном этапе, — я мрачновато глянул на Доктора, — я приостановил этот процесс, но теперь — все равно, как это прозвучит, — я намерен активировать машины парадоксов на каждой станции для связи с концом вселенной… — Доктор подался вперед и впился в меня внимательным взглядом, но почему-то пока не возражал, — где у нас есть шестимиллиардная армия, все еще ждущая, когда ее оттуда призовут.

— Токлафаны! — констатировал Доктор.

— Именно, — подтвердил я. — Ведь «ничего не было», и они по-прежнему там.

— Я против! — встрял Шестой, как будто понимал хоть что-то, о чем мы говорили. — Что это еще за ужасные монстры, о которых нам рассказывали сказки?..

— Это просто люди, — сказал Доктор. — Люди из конца вселенной.

— Тогда почему токлафаны?

— Они видоизменены. Превращены в совершенное оружие. Парящие в вакууме металлические сферы, снабженные клинками и бластерами.

— Видоизменены? — нахмурился Шестой. — Как далеки? Как кибермены? И вы думаете, они управляемы?..

Доктор кивнул на меня.

— Он создал их.

У Шестого слегка отвисла челюсть, когда он снова почти рефлекторно отпрянул от меня с отвращением.

— Я-ясно… — протянул он угрожающе.

— Ты не понимаешь, — серьезно продолжал Десятый, и я с изумлением не услышал в его голосе осуждения. — Там, в конце, вся вселенная гибнет и распадается. То, какими они стали, позволяет им еще существовать там, где нет ничего, в пустоте и во мраке.

— Потеряв свою человечность? Это что? Такое вот спасение? — ошарашенный Шестой как будто не верил, что может говорить себе такое, пусть даже из иной инкарнации.

— Может быть.

Я перевел взгляд на Десятого.

— Я согласен не использовать их сразу. Только подготовить связь, чтобы можно было вызвать их в любой момент. И конечно, не все шесть миллиардов, а только часть.

— Какую именно часть?

Я посмотрел на него еще пристальнее.

— Значит, ты говоришь, что никакие аномалии и парадоксы не регистрируются как таковые?

— Да.

— Значит, все что происходит, не имеет крепких причинно-следственных связей? Может быть, все происходящее абсолютно абсурдно и имеет отношение к другим вселенным, с которыми мы столкнулись в результате инцидента с Трещиной. Появление тут Давроса может быть как раз нерегистрируемой аномалией, и делать ему тут совершенно нечего. Как бы то ни было, лучше избавиться от него раз и навсегда. Иначе — ты ведь понимаешь альтернативу?

Доктор кивнул. Надо же…

— Они будут выбираться снова и снова, и это означает временную войну, которая кончится тем же, чем кончилась прежняя. И так до бесконечности. Или до самого конца — пространства и времени как таковых.

Он снова кивнул!

— Мы должны извлечь Европу из временного пузыря и покончить с далеками. Решение, конечно, радикальное, но Верховный Совет принимал в свое время и не такие, еще в старые добрые времена. А теперь Верховный Совет Галлифрея — это мы. Потому что никого больше нет.

— Я согласен.

Я еще немного посмотрел на него. Кажется, Шестой что-то возражал. Но я не слушал. Это было неважно.

— Хорошо. В таком случае, рассчитав время появления Давроса — как раз перед полученным нами сигналом, — мы откроем пузырь, наши спутники-преобразователи, заранее нацеленные, выкачают из флота всю энергию без остатка, тысяча… скажем, тысяча токлафанов, блокируют саму станцию и захватят Давроса.

— Мне все это не нравится! — снова вмешался Шестой. — Почему токлафаны?! Это ведь его личная армия, как я понимаю.

— Токлафаны стоят далеков, — спокойно ответил Десятый. — Они отлично приспособлены для того, чтобы противостоять им. Каждый может стоить двух или трех — они прекрасно бронированы и очень подвижны.

— Я знаю других противников далеков! И ты их знаешь, раз я — это ты.

— Не в этот раз, — задумчиво проговорил Доктор.

— Старые враги не подойдут, — кивнул я. — Совсем другой уровень развития. Или о старых мы ничего не слышали, и они здорово отстали от далеков, либо они — участники той самой последней войны в которой погиб и Галлифрей, и доставать их — бессмысленное самоубийство. К тому же, ими я не управляю.

Десятый Доктор кивнул. Шестой пожал плечами и махнул рукой. «Что ж, раз уж вы из будущего и больше знаете, разбирайтесь, как знаете».

— Далее. Машину парадоксов можно использовать и в качестве временной пушки. Весь обездвиженный флот далеков я предлагаю выбросить дальше конца вселенной — за пределы пространства и времени.

— Что мы будем делать с Давросом? — спросила Рани.

— Его мы оставим тебе. Если он так хотел эволюцию, может быть, он ее получит. В любом случае, на твое усмотрение.

— Хорошо, — зловеще кивнула Рани.

— Так что, ни у кого нет возражений?

— У меня есть условие, — сказал Доктор.

Ага.

— Какое?

— Что ты намерен делать с токлафанами потом, когда используешь их? Отправишь обратно, в конец вселенной?

Он спросил это совершенно без выражения. Интересно, какой ответ он хотел услышать? Что да — отправлю? Это было бы не очень хорошо.

— Если, конечно, ты будешь настаивать…

— То есть, ты собираешься использовать их, а потом выбросить? Может быть, за пределы пространства-времени, вместе с далеками, когда они сделают свою работу?

Шестой в стороне усмехнулся, буркнув что-то вроде:

— А ты что, сомневался? Хотя я думаю, он захочет оставить себе эту персональную армию. Я ведь прав?

— Прав, — ответил я. — Мы можем оставить их здесь, на базах, они могут нам всегда пригодиться.

— А что ты сделаешь для них? Какую награду они получат?

— Возможность жить в этом мире, который не распадается, и не распадется еще очень долго, в мире, в котором есть звезды.

— И люди. У которых есть то, чего ты их лишил. И на этот раз они не мишени. Или все-таки мишени? Ты изменил токлафанов так, что — какой у них остался главный инстинкт?

— Разрушать. Я понимаю, что ты хочешь сказать. Если я не предлагаю им завоевывать вселенную и уничтожать ради забавы когда-то себе подобных, то какая цель может их удержать и сделать счастливыми?

— Именно. Когда-то ты превратил людей в токлафанов. Теперь, если ты их используешь, ты должен превратить их снова в людей.

— Они уже другие. Они практически неуязвимы. Они способны автономно перемещаться в пространстве, они почти всесильны по сравнению со слабыми людьми. Думаешь, они будут счастливее, если забрать у них это?

— Они смогут жить.

— Они и так живут. И они могут быть нам полезны.

— Их шесть миллиардов. Ты можешь, если понадобиться, выпустить других.