Вера Космолинская - Новый Галлифрей

Тишина. Никаких выстрелов. Тишина? Черта с два тишина! Никаких сайлентов, но рушащаяся пещера может завалить ТАРДИС…

Я вернулся в консольную, заблокировал дверь, кивнул Марте, отогнал ее от пульта и запустил старт.

— Нет! — возмущенно крикнул Харкнесс, все еще «замороженный» посреди консольной, видя, что я вернулся. — Зачем?!.. Это твоя ТАРДИС меня держит?..

— Нет. — Еще один скачок в другую пещеру, не осыпающуюся, но полную сайлентов. — Но думаю, кто-то, кто считает, что я прав. Я ему за это благодарен.

Потому что иначе сам не был бы уверен в своей правоте.

В конце концов, однажды я развеял четверть вселенной, ошибившись в расчетах. Но все-таки не на этот раз…

— Ты же скомпрессировал мою кровь! Как она могла подействовать?!

— Должно же было там компрессироваться что-то, способное туда легко проникнуть. Материя, которая была там и здесь, и еще и уже нигде. И под заряд она попала не полностью. Поздравляю, Харкнесс, ты только что стал отцом новой вселенной.

— Что-то я больше чувствую себя матерью… — хмуро буркнул Джек.

— Не волнуйся, твоя кровь должна была сработать, когда только пролетала сквозь канал.

— Мне бы твою уверенность!

— А дальше она оказалась вне земного пространства, и никак не могла на него воздействовать.

— Если вдруг окажется, что ты ошибся, не обижайся, но я постараюсь свернуть тебе шею.

— Даже не сомневаюсь, что постараешься.

Джек пошевелился, отошел на шаг от того места, на котором замер, и посмотрел на него с подозрением.

— Вы ни о чем не забыли? — сердито напомнила Марта. — Сайленты! И они очень недовольны!

— Верно.

Я вывел громкую связь наружу.

— Дорогие сайленты! Я боюсь, вы больше никогда не сможете вернуться на родную планету. Ее не существует в этом пространстве, потому что никогда не должно было существовать. Но у меня есть для вас две новости: хорошая и плохая. Хорошая состоит в том, что часть из вас в отсутствие вашей родной планеты на всех уровнях контакта с данным пространством обретет давно желанную когерентность. По крайней мере, частично. Вас запомнят. А плохая состоит в том, что другая часть вас продолжит терять когерентность с данным пространством, вы станете призраками. По-настоящему призраками. Вас будут не только забывать, вы поймете, что не можете прикоснуться ни к одному предмету, вы будете скользить бесследно и безвредно для жителей этого континуума. Что поделать, такова жизнь. Сколько бы каждому из нас ни было отпущено — попытайтесь наслаждаться тем, что у вас есть. Даже в жизни призрака наверняка есть свои плюсы. То, чего не может никто, кроме него. Всего доброго. Не рекомендую терять бдительность, докучать местным жителям и слишком много попадаться кому бы то ни было на глаза. У меня есть маленькие сферические друзья, которые, посетив эту планету, не забудут, как вы выглядите, они снабжены превосходными записывающими визорами помимо многих видов оружия, технические усовершенствования тоже имеют свои плюсы. Жизнь продолжается.

Я нажал на кнопку, и… мы повисли в нигде. Ненадолго. Просто я решил, что пора убираться из пещеры с сайлентами, а возвращаться к Уилфреду и Донне, мне показалось, еще не время.

— Так ты уверен, что сработало? — уточнил Джек.

— Они перестали стрелять, — ответил я.

Джек медленно кивнул.

— Если бы я мог выйти вместе с тобой, я бы это заметил.

— Но, по-видимому, ты был очень всерьез намерен мне помешать.

Джек фыркнул.

— Еще бы!.. Но эта твоя ТАРДИС!..

— Я же сказал — это была не ТАРДИС. Это был… — Я повел рукой в сторону скромно стоящего у стены рояля.

— А это что за очередная жертва твоих экспериментов?

— Никакая. Он сам по себе.

— Подождите, — сказала вдруг Марта. — Ушам своим не верю. Ты вернулся, только чтобы сказать сайлентам все это? Не для того, чтобы уничтожить их, не для того, чтобы уничтожить пещеру!.. Что с тобой происходит?! — она была готова недоверчиво улыбнуться.

— Честно говоря, — задумчиво ответил я, — я намеревался на самом деле вызвать сюда этак миллиард токлафанов по порталу-червоточине и приказать им в буквальном смысле очистить пространство. Но причина тут та же, что помешала Джеку помешать мне, — я снова указал на рояль. — Я не уверен, что мне все это нравится, поэтому я и говорю об этом и раскрываю все карты. Все равно Он знает об этом. А меня раздражает то, что мне приходится ждать одобрения, или ждать, что он попытается меня убить. Поэтому я хочу спросить тебя еще раз, — обратился я уже к роялю. — Ты поговоришь со мной, наконец? Чего ты от меня хочешь? Как сделать, чтобы ты оставил меня в покое? Или, может быть, ты сам ищешь какой-то помощи, и потому помог нам сейчас? Ты же привык отражать то, что воспринимаешь…

Крышка рояля поднялась до отказа, и оттуда вырвался золотистый вихрь. Соткавшийся в бесконечность мелькнувших, сменяющих друг друга образов — большую часть наверняка не смог бы зафиксировать даже бессмертный человеческий глаз, да и на то, что я уловил все, я тоже отнюдь не рассчитывал, — и вдруг обрел плотность, превратившись в невысокую пожилую священницу в черно-белом длинном балахоне с золотым медальоном, изображавшем крест в круге, на груди, и в проволочных золотых очках. Вокруг нее пятнами легли лужицы света, не исходящего ни из какого источника.

— Вы? Именно здесь?.. Минутку, вы же не были той самой цивилизацией, что его создали?..

— Нет, — мягко и весело откликнулась священница. — Мы лишь приглашены сюда через портал-червоточину, которую он может поддерживать. Мы поговорили, мы все уже знаем, хотя у нас долго не было доступа в это место, — она повела рукой. — Потому что это место было на Земле, а она была вырвана из нашего пространства. Как вы знаете, фотоны не могут пересекать границы вселенных.

— Фотоны?!.. — выдохнула Марта с изумлением.

— Мм… я вас представлю. Наши гости — эфемеры, очень древняя цивилизация. Они живут в темпе, очень отличном от нашего, поэтому мало кто может общаться с ними. Собственно говоря, они представляют практически конгломераты чистых фотонов, им нужно приложить очень много усилий, чтобы замедлиться… вернее, лишь создать такой эффект, для хоть какого-то взаимодействия с нами.

— Гости?.. — Марта огляделась. Она наверняка уже поняла, что я имел в виду, но для отражения этого понимания недоставало нужной скорости.

— Их очень много, и они постоянно сменяются, но поддерживают форму, удобную для общения с нами.

— Аа!.. — выдохнула Джонс восхищенно. Да, восхищение — это именно то, что можно испытывать при встрече с эфемерами.

— Вы зовете эфемерами нас, потому что мы быстро стремимся прочь, нигде не задерживаясь, — благожелательно произнесла священница. — Но для нас — это вы исчезаете слишком быстро. В этом есть свое удивительное волшебство, для нас недостижимое.