Варвара Мадоши - Жига с Крысиным Королем

«Он знает, что такое алхимия, но все равно продолжает верить в бога, — подумал Мустанг. — А что же я?.. Я ведь тоже до недавнего времени верил».

Как и раньше Рой подумал, что к вере отца Филиппа — Шрама — он вполне может присоединиться. И, к собственному удивлению, он молитвенно сложил ладони, молясь о сущем благе для всех — и особенно для братьев Элриков, которых он так любил.

Ему показалось, что молились даже Эдвард и Альфонс. Во всяком случае, они стояли молча, прикрыв глаза. Молилась и Мэй Чань, но когда отец Филипп сказал «Аминь» и осенил себя священным знаком, она этого не сделала. Братья Элрики не сделали тоже.

Дальше все было буднично. Эдвард и доспехи с остатками Крысиного Короля встали в центр круга преобразования, спина к спине. «Мы — катализаторы», — объяснил это Эдвард. И все присутствующие алхимики положили руки на формулу.

Несколько секунд Рою казалось, что ничего не получилось, но потом формула заработала: по кругу побежали синеватые вспышки, забили всполохи разрядов. В центре круга поднялся смерч, встрепал волосы Эдварда и страусиное перо на шлеме Крысиного короля. Рой заметил, что из глаз Альфонса Элрика текут слезы. Генерал Армстронг тоже плакал, но он знал об этом, а лорд Рэмси — кажется, нет.

Яркая вспышка — ярче, чем сотня фотоаппаратов, почти такая же яркая, как солнце. На мгновение Мустангу показалось, что он остался без второго глаза, такая острая боль пронзила его голову. «Сейчас я увижу Врата, — подумал он. — Может быть, последнее, что я увижу в жизни».

Но он не увидел Врат. Вместо этого перед ним оказалась Аместрис с высоты птичьего полета. Замок Крысиного Короля, маленький, почти игрушечный, все удалялся. Мустанг разглядел теперь и лобное место на площади перед Ратушей, где его чуть было не сожгли, и Старый Город, и ремесленные кварталы, и предместья, и дороги во все концы страны, веером разбегающуюся от Столицы — паука в центре паутины. Потом он увидел всю страну: и Бриггсовы горы, где они призывали Эдварда, и поля, по которым они ехали тогда, и пустыни Ишвара на востоке, и Великую Пустыню, что отделяет Ксинг, и Крету, и Драхму… А потом стало слишком высоко╦ и больше ничего Мустанг не мог разобрать, только нестерпимое сияние неба и нестерпимый же восторг, больший, чем может вынести человек.

«Так вот как выглядит возвращение алхимии в мир, — подумал он с усмешкой. — Стоило затевать революцию, чтобы почувствовать такое».

Тут же к нему вернулось его обычное сознание. Голова раскалывалась от боли, ужасно болела спина. Остатки восторга растворялись, словно опьянение, оставляя после себя горький привкус. Мустанг открыл глаза: зрячий, и слепой, бессильно распахнувшийся под черной повязкой. Да, зрячий: зрение было при нем.

В рыжем свете факелов Мустанг увидел человека, лежащего без движения в центре круга. Мужчину. Мускулистого, но тощего, с длинными светлыми волосами. Человек что-то невнятно прорычал и рывком поднялся на локтях.

Альфонс Элрик, лорд Рэмси, кинулся к человеку на помощь.

— Сир? — неуверенно спросил он.

Тут только Рой осознал, что исход, на который надеялся лорд Рэмси как политик, произошел: перед ними и в самом деле был человек, заочно прозванный Крысиным Королем — отнюдь не по его делам, потому что и дел-то тех практически не было.

— Ал, — сказал человек хриплым голосом, похожим и не похожим на голос из доспехов. — Ал, это я.

Альфонс Элрик порывисто обнял его, и человек в круге неуверенно ответил на объятие — как будто разучился пользоваться руками и ногами. Потом отстранился. Выпрямился, словно собравшись, мощным движением.

— И король, — сказал он, встав во весь рост: как заметил Рой, все-таки меньше, чем у него. — Двое в одном теле, так сказать.

— Все-таки у тебя извращенный ум, брат, — сказал Ал, поднимаясь тоже: Эдвард помог ему встать.

Эдвард посмотрел на Роя. Рой посмотрел на Эдварда.

Да, это был король. Без сомнения. Даже обнаженный, он производил впечатление, как будто кутался в мантию. Даже едва очнувшись, он был уверен в себе больше, чем любой из людей в этой комнате. Такому не стыдно служить. Но Рой не мог понять, когда Эдвард успел стать таким. Или это та часть души, которая была в доспехах? Чему она научилась за все эти годы?

Ал скинул плащ и протянул его Эдварду; тот благодарно кивнул, заворачиваясь в него. Теперь братья снова носили почти один и тот же размер — только на Але плащ был чуть ниже колен, а на Эдварде оказался чуть выше щиколоток.

— Пойдемте, — сказал король. — Пойдемте, друзья мои. У нас много дел.

Против воли Рой почувствовал огромную горечь и стеснение в груди. Позже. Он разберется с этим позже. И позже он попробует найти в себе силы, чтобы отпустить с миром еще одного друга — задиристого мальчишку с невыносимой ухмылкой.

За дверью, в коридоре, их ждали королева и Лиза — она тенью стояла за плечом Ее величества. Рой встретился с ней глазами, и она чуть улыбнулась. Самую чуточку.

А королева выронила четки.

— Вы вернулись… — сказала она, глядя на Эдварда каким-то загипнотизированным взглядом. Он же смотрел на нее почти испуганно, и тем снова напомнил Рою Эдварда-мальчишку. — Вы вернулись, ваше величество! — она упала на колени, зашелестев юбками, закрыла лицо ладонями. — Простите меня!

— Это вы простите меня, сударыня, — тихо сказал Эдвард, поднимая ее. — Простите, что оставил вас так надолго.

Декурия — 10 всадников, подразделение римской кавалерийской турмы. Все военные, религиозные термины и названия монашеских орденов в данном тексте изобретены автором или беззастенчиво передраны откуда-то и первоначально обозначали нечто совершенно иное