nadiya black - Больше чем жизнь

— Гарри, смотри, - закричала Гермиона, улыбаясь ему сквозь слезы. - Все закончилось. У нас получилось, Гарри! - Она только сейчас поняла, что неосознанно трясет его за плечо. Мерлин, нельзя же трясти раненых. Гермиона поспешно отдернула руку.

Она не сомневалась, что он видел. Видел все тоже, что и она. Потому что его губы также тронула едва заметная улыбка. Но он все еще был слаб. И, судя по всему, продолжал смотреть на нее только усилием воли.

При новом взгляде на него, улыбка тут же сползла с лица гриффиндорки.

— Гарри? - Он не отвечал ей. - Гарри! - Уже куда громче. - Гарри!!!

Ее голос доносился до него словно через плотный слой ваты. Гарри слышал, как она звала его, как говорила о том, что все будет хорошо. И это было последним, что он смог услышать.

Приветственные возгласы не стихали ни на минуту. Как говорила Гермиона, все и в самом деле завершилось.

Гермиона сидела в кресле, сжимая в дрожащих руках свежий выпуск «Ежедневного пророка». Они не могли оставить без внимания то, что произошло с Гарри Поттером. Естественно, не могли. Ее сосредоточенный взгляд опустился на желтоватые страницы.

«На данный момент во всех, даже самых отдаленных уголках магической Британии обсуждают происшествие, имевшее место быть в Кенте (город Эшворд). Операция, заранее продуманная министерством магии по обезвреживанию одной довольно опасной группировки, известной нам как Пожиратели смерти, была успешно завершена. После заседания суда Визенгамота, который состоится в самые ближайшие сроки, они будут приговорены к пожизненному заключению в Азкабане, или же к поцелую дементора.

Также, поступила информация о том, что в задержании оставшихся приспешников Волан–де–Морта принимал участие Гарри Поттер. Однако, здесь не обошлось без последствий, которые стали настоящим ударом для всех нас. На данный момент, он находится в больнице Св. Мунго, и колдомедики отказываются пока комментировать сложившуюся ситуацию. Известно только, что мистер Поттер пострадал от какого–то неизвестного проклятия, которое в последствии будет подвергнуто более детальному изучению. Он находится в коме, и вопрос о том, когда же он придет в себя, остается открытым.

Все мы, безусловно, невероятно потрясены подобным известием, и, конечно же, от подобного потрясения магический мир оправится нескоро. Сразу вспоминается фраза о том, что герои не живут долго. Однако, очень не хотелось бы убеждаться в ее правдивости на примере мистера Поттера.»

Рита Скиттер, корреспондент «Ежедневного пророка»

Гермиона закончила чтение, и, опустив лишние, уже известные ей подробности, отложила газету. Все в точности так, как она и представляла. Ничего неожиданного.

Рон с опаской посматривал на нее с противоположного кресла. Было очевидно, что он чувствует себя неуютно. С того самого момента, как газета, в принципе, попала в руки девушке. Сейчас он ожидал чего угодно: истерик, слез, с которыми все равно не знал, что делать. Но ничего из этого не последовало. Гермиона оставалась невозмутимой. Даже слишком невозмутимой, учитывая ситуацию. С того злополучного дня, она больше не плакала.

Он хорошо помнил их первый визит в больницу Св. Мунго. Помнил, как зарыдала Джинни, едва только переступив порог палаты Гарри. Помнил, как сам ощутил это мерзкое, ноющее покалывание внутри, не сулившее ему ровным счетом ничего хорошего. И помнил Гермиону, ее пустой взгляд, не выражающий ровным счетом никаких эмоций. Казалось, она просто не чувствует ничего. Вообще. Безжизненная кукла.

И все же, в определенные моменты Рону казалось, что он понимает причины такого ее состояния. Ведь Гарри был дорог им обоим, как никто другой. Но сейчас, несмотря на то, что он все еще был жив, и они приходили навещать его каждую неделю, это не шло ни в какое сравнение с тем, что было раньше. Даже смешно. После случившегося с Гарри, Рон чувствовал невероятное одиночество и пустоту. Настолько, что хотелось просто кричать и выть от бессилия изменить хоть что–нибудь.

Потому что после произошедшего он лишился не только Гарри. Вместе с ним, он лишился и Гермионы тоже.

Рон решительно оттолкнулся от кресла и приблизился к ней. Нет, так не может продолжаться вечно.

— Герми, пошли, — неуверенно забормотал он. — Хватит уже сидеть здесь весь день, от этого все равно ничего не измениться. Тебе надо поесть. Вспомни, когда ты делала это в последний раз.

— Не надо, Рон, — отстранено бросила она, поднимаясь.

— Но я просто хочу…

— Не надо. Ужинайте без меня, я правда не голодна. — Не посчитав нужным добавить что–либо еще, Гермиона торопливо направилась к выходу из гостиной.

Дни сменяли друг друга с молниеносной быстротой, но для Гермионы время словно бы остановилось. Ей не нужны были все эти сочувствующие взгляды гриффиндорцев, снисхождение учителей, Рон, который, в последнее время сам стал тяготится ее присутствием. Они все старались помочь. Безуспешно. Напрасно и безуспешно.

Случившееся с Гарри просто не укладывалось в голове. Казалось какой–то глупой и нелепой шуткой. И каждый раз, навещая его, она ждала, что вот сейчас он откроет глаза, встанет, сбежит из этой чертовой палаты, угнетавшей всех ее посетителей своей унылой и безрадостной атмосферой. Но время шло, а ничего не менялось. Гарри не приходил в себя и никак не реагировал на происходящее вокруг, оставаясь безучастным ко всему.

В такие моменты Гермионе казалось, что она просто сходит с ума. Ей было больно и безразлично одновременно. Рон пытался помочь ей справится, но даже он, в свое время, не выдержав ее состояния, назвал ее «бесчувственной». Хорошо, если бы так. Но на самом деле все, что она еще могла чувствовать — это боль.

Гермиона продолжала жить своей обычной жизнью, как будто бы ничего не поменялось, выполняла обязанности старосты даже с большим рвением, чем обычно, отправлялась спать, каждый раз надеясь, что завтра станет лучше. Но, просыпаясь, обнаруживала, что боль никуда не делась и продолжала преследовать ее. Обжигала желудок, волной поднимаясь к груди. И никуда не исчезала.

По прошествии месяца, Гермиона почти научилась жить с ней. Она старалась забивать голову чем–то совершенно посторонним, что хоть как–то бы отвлекало. Посещала занятия, на которых больше не проявляла прежнего энтузиазма, а просто сидела молча, небрежно записывая конспект.

Ее нечасто можно было увидеть в Большом зале. Подобное скопление народа невероятно сильно выводило из себя, а суета угнетала. Гермиона старалась держаться подальше от этого. Она избегала всех.

А вечером, когда гриффиндорцы отправлялись на ужин, приходила в спальню мальчиков, присаживаясь на кровать Гарри. Здесь все так напоминало, просто кричало о нем, что внутри все болезненно сжималось, скручивалось в тугой узел от нестерпимой боли внутри. И Гермионе хотелось заплакать. Казалось, станет легче. Но не получалось. Поэтому каждый раз она просто уходила, так ничего и не добившись.