Евгения Сафонова - О волчицах, джедаях и снежных королевах

— Попалась, которая кидалась?

— Пусти! Подножка — это нечестно!

— А кидать ничего не подозревающему человеку снежок в лицо — честно?

— Пусти! Меня!! Немедленно!!!

— А безобразничать перестанешь?

Лоуренс не видел лица Хоро, которую он бесцеремонно перекинул через плечо головой вниз, но сучить ногами в воздухе та стала только усерднее:

— Вот ещё!

— Тогда придётся немного охладить твой пыл, — вздохнул молодой человек, шагнув к ближайшему сугробу. — Кажется, он достаточно мягкий…

— Лоуренс, только попробуй! Только попро…

Услышать окончание фразы Лоуренсу помешал тот факт, что любимая богиня с головой утонула в пушистом снегу.

Он шагнул в стороне, отвернулся, зажмурился — и спиной вперёд упал в сугроб по соседству. Когда же он вновь открыл глаза, Хоро уже сидела у него на груди, прижимая к земле — и в карминовых очах девушки пылало пламя самого искреннего негодования.

— Ты что себе позволяешь?!

— Воспитательные работы.

— Ха! Ты меня воспитывать вздумал? — тычок тонким девичьим пальчиком под рёбра вышел весьма чувствительным, несмотря на внушительную толщину зимней одежды. — Осенью ты ко мне прикоснуться боялся!

— Ваше Высочество, я честно терпел ваши безобразия, сколько мог, но моя чаша терпения тоже не бесконечна, — ловко перехватив девичьи кисти, юноша откатился в сторону — и, когда Хоро оказалась под ним, задрал её руки за голову, бережно прижав их к земле. — К тому же скучно безобразничать в одиночестве, как считаете?

— Ты! Ты! Тымммм…

— Судя по всему, принцесса согласна, — заключил Лоуренс, спустя пару минут наконец оторвавшись от её губ.

— Нахал, — нежно сказала Хоро.

— Ага, — довольно подтвердил он, скатываясь на землю рядом с девушкой.

Хоро смотрела в небо: Лоуренсу казалось, он видит, как отражённые звёзды мерцают в её зрачках. Волосы цвета осени, короткая шёрстка на ушках и кончики длинных ресниц девушки серебрились снежными искрами. Прошло уже больше полугода с того момента, как молодой торговец нашёл вздорную богиню-волчицу в своей телеге и пообещал вернуть её домой, и несколько месяцев с тех пор, как они стали не просто деловыми партнёрами — но ему, наверное, никогда не надоест ею любоваться. Смотреть, как солнце или лунный свет ласкает её тонкую шейку, стекает по худеньким плечикам и шёлковым маревом ложится на бёдра, а блики костра лентами путаются в червонном золоте её волос…

Хоро, радость моя, подумал он. Моя тоненькая, хрупкая, маленькая богиня.

Перед ужином они решили прогуляться по праздничному городу, но как-то ненароком забрели за его пределы. Теперь они лежали на холме, круто спускавшемся к городской стене, и позади них расстилалась равнина, облитая снежной глазурью, а по бокам серебрился лес хрупких сахарных деревьев. Далеко впереди кутались в сизую дымку невысокие горы, а прямо перед ними раскинулся светлый городок Эйленвиль.

— Как ты думаешь, кто-то действительно смотрит на нас оттуда?

Лоуренс оглянулся на Хоро через плечо: она по-прежнему смотрела в небо, не моргая, и её глаза казались почти чёрными.

— Не знаю, — поправив перчатки, Лоуренс поднял глаза кверху. — Но если сейчас оттуда на нас смотрят все боги, которые придумали все религии всех королевств, то впору почувствовать себя актёром перед полным залом.

— Я серьёзно.

Лоуренс пожал плечами:

— Я всегда думал, что мир слишком сложен и прекрасен, чтобы он мог возникнуть сам по себе. Кто-то его создал. И кто-то им управляет, раз в нём не воцарился хаос. А вот кто именно, тебе, наверное, лучше знать.

— Я не богиня, я тебе уже говорила.

— Да, но прожила куда больше моего, — падающая звезда искоркой прочертила небо, и Лоуренс улыбнулся краешком губ. — К тому же, кажется, тебя, а не меня прозвали Мудрой.

— А ты не думал, что это было бы слишком глупо — если бы люди, живя так мало, исчезали навсегда?

— Наверное, — Лоуренс отвернулся, задумчиво почёсывая бородку. — Хотя о чём я и думал, так это о том, что без религии быть хорошим человеком в мире, где процветает алчность, ложь и бессердечие, не было бы никакого резона.

Он смотрел на город, выбеленный зимой. Отсюда, конечно, подробностей было не разглядеть, но Лоуренс знал, что скрывается за крепкой крепостной стеной: невысокие светлые домишки, казавшиеся игрушечными, чистая белая мостовая и узкие улочки, не казавшиеся тесными. Каминные трубы прядут ниточки дыма, окна сияют тёплым разноцветом огней. На центральной площади вздымает к небу огненные лепестки огромный костёр, а вокруг танцуют горожане: здесь, на севере, снег сойдёт ещё не скоро, но по всей стране сегодня праздник проводов зимы. Взрослые люди хохочут, как дети, из окон таверн летят звуки лютни и голоса менестрелей, сплетая кружево праздничного шума…

— Тебе нравится север? — донёсся до него голос Хоро.

— Да, — он кивнул. — Я понимаю, почему ты хотела сюда вернуться.

— А этот город?

— Лучше многих, которые я повидал.

— Тогда что тебя останавливает? Или ты отказался от своей мечты?

Лоуренс повернул голову, глядя на её тонкое бледное личико — и не ответил.

Полгода. Самые странные и счастливые полгода в его жизни. Казалось, он и не жил до того дня, когда заключил договор с Хоро: всё «до» вспоминалось в какой-то смутной туманной дымке, зато каждый день «после» хотелось сохранить где-нибудь, чтобы потом можно было вытащить этот день из закромов памяти и пережить заново. Даже когда им грозили инквизиторы, мошенники, тюрьма или разлука — он бы не променял эти воспоминания на всё золото мира.

Полгода назад Хоро, богиня-волчица из далёкой деревеньки Пасро, попросила отвезти её в северное селение Йойтсу. Домой. Лоуренс согласился — даже зная, что её дома больше нет. Йойтсу было разрушено давным-давно, но он почему-то не решился ей об этом сказать. Наверное, потому что не набрался смелости сообщить, что этой хрупкой шестнадцатилетней девочке с такими трогательно-большими глазами больше некуда возвращаться. Лоуренс долго не мог поверить, что ей и вправду больше шестисот — хотя Хоро поначалу и вела себя с ним так, будто он маленький мальчик, которого и не думают воспринимать всерьёз: стоит только вспомнить, как она с ехидной улыбочкой взрослой, повидавшей виды женщины обсуждала достоинства его обнажённого тела… Ха.

Но куда больше его убеждало то одиночество, которое он порой видел в её взгляде. В глубине этого одиночества можно было утонуть. Не такими должны быть её глаза, эти прозрачные карминовые озёра на юном белокожем личике — словно яблоки уронили на снег.