Сергей Юрченко - Школьный демон. Курс третий

Джинни, первый и единственный личный шпион Гарри Поттера среди хаосопоклонников, свой доклад откровенно скомкала. «Живем, общаемся, ходят слухи, что подрался, но мне — ничего не рассказывал». Прочие присутствующие посмотрели на рыжика со смесью жалости и презрительного превосходства. «Не могла себе заслуг выдумать?» А уж когда леди Аметист недовольно покачала головой и отпустила девочку, не выдав ей «положенной» эйфории — все решили, что Джинни осталась без награды и в опале. Того, что именно на рыжей леди Аметист решила потренироваться в передаче того, что в Хаосе ценится гораздо больше, чем Сила — Знания, никто не заметил, включая саму Джинни. Зато теперь рыжей будут чуть легче даваться чары.

Прочие выступления были немногим интереснее. Любопытно стало разве что, когда поднялся Драко Малфой, сегодня решивший выступать последним. Он с легкой укоризной посмотрел на Мариэтту, потом — на Джинни, и заявил:

— Мои агенты на Гриффиндоре и Рейвенкло доложили, что в последнее время Рональд Уизли и Уильям Рамзи стали регулярно встречаться вне Большого зала. Судя по подслушанным обрывкам разговоров, они обсуждали какую-то провокацию, направленную против Гарри Поттера. Учитывая, что мистер Уизли давненько конфликтует с Гарри, а мистер Рамзи — не далее, как позавчера был избит за непочтительные высказывания относительно Луны Лавгуд, (к которой Поттер явно относится неравнодушно, несмотря даже на продолжающиеся отношения с Грейнджер), я считаю, что вероятность того, что они предпримут какие-то недружественные действия в отношении Мальчика-который-Выжил — весьма высока. Так же по поступившей ко мне информации, впрочем — смутной и недостоверной, действия могут быть связаны с теплицами мадам Спраут. Возможно, Поттера попытаются заманить в запретную часть теплиц, к опасным растениям, либо и испортить чать особо ценных растений и свалить все на Поттера.

Леди Аметист молча кивнула головой, демонстрируя, что оценила важность донесенных сведений. Повинуясь ее жесту, к Драко проплыл маленький светящийся шарик, который тот и поймал с видимым удовольствием.

— Мариэтта? Джинни? — спросила предстоятельница ковена.

Джинни, как девочка безнадежно честная, тут же открестилась, сказав, что ничего такого не знает, и вообще, с этим недоумком, который по странному совпадению приходится ей братом, предпочитает не общаться. Но если надо — она может попробовать выяснить.

Мариэтта же начала городить сорок бочек арестантов, вспомниая «подозрительные взгляды», «исчезновения из гостиной», «выходы после отбоя» и тому подобные «несомненные доказательства заговора». Думаю, что не позже, чем к концу собрания, она успешно убедит себя в этом.

По взмаху руки леди Аметист Мариэтта снова забилась в экстазе, обхватив себя руками. Джинни тоже досталось «милостивое наклонение головы» и капелька удовольствия, слегка поднявшая ее настроение, и убедившая остальных в том, что опала рыжей — не слишком тяжела, и начинать ее травить еще рано.

Мариэтта Эджкомб, придя в себя от сотрясавших ее волн удовольствия, тут же проявила ненужную инициативу.

— Если Поттер заинтересовался этой Лунатичкой Лавгуд… — хм… на неприятности девочка уже напросилась. Хотя их конкретная форма еще подлежит обдумыванию, — …возможно, стоит понаблюдать за ней?

Мне стало интересно: как выпутается из этой ситуации Аналитик. Ведь если сейчас резко оборвать излишне инициативной участницы — то можно достигнуть обратного эффекта, и привлечь к Луне внимание почти всех собравшихся шпионов. Нет, на самом деле в этом нет ничего страшного. Внимание и внимание. Если понадобится — излишний интерес мы купируем, как хвост у некоторых пород собак — по самый копчик.

— Не думаю, — спокойно ответила принципал ковена, на глазах теряя интерес к собравшимся. — Конечно, если у Вас есть силы и время, которые некуда девать — можете заняться. Но я совершенно не уверена, что усилия хоть сколько-нибудь окупятся. Да, девочка несколько… необычна. И, как я подозреваю, именно своей необычностью и беззащитностью она и привлекла внимание Поттера. Но каких-либо особенных способностей я в ней не вижу.

— Извини, Луна, — разнеслось по связи Меток.

— Ничего страшного, — откликнулась та, — мнение нарглов и попрыгучих длинноносов меня мало заботит. А с Джинни мы еще поговорим.

Леди Аметист улыбнулась «своим мыслям» и распустила собрание. Что ж. Думаю, что скоро мы станем свидетелями любопытных событий.

«Нас вечер встречает скандалом…» А конкретно — дружеским братско-сестринским общением в благородном и чистокровном семействе Уизли.

— Рон, ты — придурок! — Возмущалась Джинни. — Какого Мордреда ты вообще связался с этим недоноском огребшим, Рамзи? Или думаешь, у вас действительно ума хватит подставить Гарри так, чтобы мадам Спраут подумала, что это он ее теплицы разоряет? Да сами же первые и попадетесь! И сами огребете, и весь Дом подставите!

— Джинни, ты чего? И ничего я такого не думал! А Рамзи я вообще не разговаривал… — Рон отбивался вяло и неубедительно. Особенные сомнения вызывало его утверждение о «необщении» с Рамзи. Ведь Джинни отлично видела, как они о чем-то разговаривали после вчерашней истории магии.

Правда, общение это, на самом деле — сводилось к жалобам Рона на несправедливость «поганого Снейпа», который не только ничего не объясняет, но еще и посмел обругать нашего знатока всея зельеварения и выгнать его с урока. И всего-то за то, что он, Рональд, не прочитал заданные к занятию главы учебника, и, собираясь помешивать кипящее зелье, вместо серебряной ложечки — схватился за медную. Тот факт, что зелье было далеко не столь нейтрально, как то, которым я ошпарился в прошлом году, и, соответственно, эта «крошечная» ошибка была опасна как бы не для всех присутствовавших в кабинете зельеварения — Рон деликатно опускал. Рамзи, недавно также огребший от Снейпа за попытку «улучшить» зелье (результатом попытки стало то, что смелый экспериментатор «вышел» через закрытые двери кабинета, но последовавший разнос — посчитал величайшей несправедливостью, несмотря на то, что предпринятые им действия были профессором тщательно разобраны еще перед уроком), поддакивал и соглашался. Впрочем, подобные сцены в исполнений Рона случались регулярно, и всегда находили неравнодушных, поддерживающих зрителей. Так что, честно говоря, я сомневаюсь, чтобы сам Рон вспомнил: кому именно он плакался на жизнь. Однако свидетели у этого разговора — нашлись, и Джинни сумела с ними пообщаться. Правда свидетели эти либо сами не прислушивались («что-то о зельях говорили…»), либо и вовсе лишь краем глаза заметили сам факт разговора и больше ничего сказать не могли. Так что с каждой неубедительной и «заведомо ложной» отмазкой Джинни распалялась все больше и больше.