Ариша - Ушедший

И не только эти сектора, тогда вся изученная Вселенная была в междоусобных войнах, покоя не было нигде.

— Ты могла об этом сообщить, — выпалил он. — Ситуация стабилизировалась спустя год.

— И каким же образом? — нейкхан изогнула бровь, пряча истерику в сарказме. — Часто вы почту с Корусанта принимаете, Милорд?

Сжав зубы, он проглотил такой же ядовитый ответ:

— Ты могла найти способ.

— И какой? — холод её тона обжигал хлеще раскалённой магмы. — Беременной лететь на дальние рубежи через горячие точки?

— Беременность тебе не помешала кинуться на Сидиуса! — не выдержал он, поднимаясь с кресла. Этой женщине он не мог простить всего несколько опрометчивых действий, и это было первое из них.

— Я на него не кидалась! — в ней прорвало плотину, захлестнув волной эмоций, от чего она соскочила и ударила по столу руками.

— А что ты там делала? — тихо, спокойно спросил он, нависая над ней. Его собственные руки также упирались в стол, его всего трясло, от бушующей злости, обиды, страха, от гаммы неописуемых и неразборчивых чувств.

Падме первая совладала с эмоциями, присаживаясь в кресло.

— Я бежала домой, — спокойно ответила она, отвечая на яростный взгляд. — Подальше от Палпатина и других сенаторов, как ты велел.

Нота растерянности в её голосе оказалась шумовой гранатой для него. Скайуокер сморгнул, пытаясь осознать сказанное. Внутри внезапно образовалась пустота. Фундамент, на котором стояло нынешнее отношение к ней, внезапно исчез. Он десять лет винил её в том, что позабыв о себе и ребёнке, она кинулась в погоню за Сидиусом.

— Как ты оказалась в потайных туннелях Сената?

Она пригубила вермут, только чуть-чуть для вкуса:

— После сессии Палпатин направился в свой кабинет. Я подумала, что вы попытаетесь арестовать его там. И самое безопасное место, то, о ком меньше всего знают – потайные проходы Сената.

— Но у тебя был бластер, — он сам не знал, зачем продолжал нападать.

— Энакин, у меня всегда с собой бластер!

Он обхватил голову руками, проводя пальцами по волосам, пытаясь собраться, успокоится, привести мысли в порядок. Осознать, что их сын погиб по несчастной случайности. Вина целое десятилетие разрушала его, вызывала ненависть к себе и к ней. Он корил себя за то, что сообщил ей о предательстве канцлера. Если бы она не знала, то осталась бы в Сенате, не стала бы рисковать и пытаться сделать всё самой, тогда считал он. Винил её в том, что она не уберегла сына.

Почему тогда они не смогли поговорить?

Ах, да… она его прогнала.

Ему понадобилось пару минут, чтобы вновь попытаться собраться:

— Я имел право знать.

Теперь в его голосе звучала растерянность, которую она восприняла очередным ударом.

Падме допила вермут, задумчиво облизнула губы, и тихо, спокойно, отчего удар прошёл намного глубже, сообщила:

— Ты бросил меня на кровати в реанимации. Ты отказался от меня трижды. Ты не имеешь никакого права ни на меня, ни на детей. Ни тогда, ни сейчас.

Плечи дёрнулись в судороге, грудную клетку чуть не разорвало, но он удержал взгляд, и не изменился в лице. В мини-баре стоял пшеничный «Эверслеар» со своим огненным восемьдесят пятым градусом. Сжигающий напиток привычно зальёт любую боль в груди. Способ, проверенный годами. Он уже знал, что сердце – это всего лишь мышца, за него не стоит переживать. У него внутри нет ничего хрупкого, там только мышцы, кости, сосуды, нервные окончания и другие биологические материалы, которые работают идеально, им уже не угрожает ни световой меч Сидиуса, ни плазменный выстрел, ни взрывная волна. Единственное за что имеет смысл беспокоиться – так это за рассудок, который без спроса вновь подсунул неприятные воспоминания. Да, это были именно неприятные воспоминания.

— Твои слова были: «Уйди. Не могу больше тебя видеть»? — ему больше не было больно, в голове появилась расслабляющая муть. Если уж рвать друг друга, то полностью. — А кто грозился аннулировать наш брак? — слово «аннулировать» было выделено особой интонацией. — Кто требовал развода? Кто перечеркнул три года любви, — слово «любовь» он как выплюнул, разводя руками. — И тут же кинулся трахаться с Органой?

— Я тебе не изменяла! — вырвалась её истерика, очередным ударом об стол. — Наши отношения с Бейлом начались после развода! И начала я с ним спать уже после того, как узнала о беременности! Уже после того, как ты бросил меня, уже после любых наших моральных обязательств! И только ради того, чтобы скрыть, что это твои дети! В то время как ты обошёл все бордели Галактики, и развалил всё то, ради чего мы боролись!

— Не надо было ничего скрывать!

— Ты бросил меня в реанимации, после чистки, после одной единственной моей гормональной истерики! Ушёл, не обернувшись!

— Я вернулся! — бушевало в нём негодование.

— Когда? Спустя полгода? Когда единственное, что от тебя нужно было так это поддержать меня в Сенате? И тогда ты меня бросил!

— Я тебе уже не нужен был!

— Вот именно тогда! Тогда, когда я вышла из больницы, когда сама смогла вновь решать проблемы, когда мне кроме моральной поддержки, в основном нужна была только политическая!

— У тебя для этого был Органа!

— Да, потому что тебя не было!

Первичный запал истерики иссяк. Хорошо, что они оба не умели истерить. По-настоящему, с разрушениями окружающего и друг друга. Хорошо, что для начала им хватило только постучать по твёрдому столу и поорать друга на друга. Орать было за что, и ему и ей. У неё тоже были обиды и разочарования, он принимал это, но не знал, за что извиниться. За то, что дал развод, когда она просила? За то, что ушёл, когда она требовала? За то, что он не поддержал её в их союзе с альдераанцем? За то, что отстоял суверенитет как свой, так и государства? За то, что не был на связи, когда она узнала о беременности? Или за то, что любил её, не оглядываясь и не задумываясь, как душевно, так и физически? А может за то, что была война Клонов и военные действия остались после подписания мира? За что он должен извинится?

Падме успокоилась первой, глубоко вздохнула, закрыв глаза и спокойно села в кресло. Ему нужно было сделать то же самое, но сначала он обновил алкоголь в их бокалах.

Крик – это не их метод, Падме предпочитала диалог, а он – драку. Но сегодня слишком тяжёлый и долгий день, его звенящая пустота в голове была схожа с той, которая возникает, когда долго бьют головой об металлическую стенку. И в таком случае есть два варианта: или переждать, или потерять сознание. К сожалению, его сознание оказалось слишком крепким для второго варианта, остался только первый.

Ему показалось, что Падме уже взяла эмоции под контроль, когда сделала пару глотков из бокала и у неё снова потекли слёзы. Софиана, как-то рассказывала, что слёзы у женщин – это или жидкий вид эмоций, которые уже не могут быть в теле, или средство для манипуляции. Думать он хотел, что перед ним последний вариант, но знал, что это не так.