Наталья Коралевских - Я - Хюррем! (СИ)

От того и испросила я разрешения своего Владыки удалиться в дарованное мне поместье в Эдикуле, где я смогу найти применение своим силам и умениям, помогая своему господину в делах, им для меня назначенных.

Пребывание в одном дворце с тобой, видя, как ты расточаешь свое внимание и ласку иной женщине, заставляет меня невыносимо страдать, что плохо влияет на здоровье будущего нашего шехзаде, которого я ношу в данный момент в своем чреве.

(На последней фразе я выдохлась и решила больше не заморачиваться с выспренным восточным слогом.)

Посему прошу дать мне шанс отдохнуть, привести свои эмоции в равновесие и вернуться во дворец, сохранив нашего будущего ребенка и не борясь с желанием сбросить твою новую пассию с балкона в Босфор.

P.S. Пойми меня правильно, Сулейман — я от тебя завишу, но и свое мнение у меня тоже есть. И, если надо будет, поступлю я все равно по — своему. Но последствия будут более значительными.

Твоя Хасеки»

Запечатав письмо, я вручила его Гюльнихаль, приказав передать стражникам покоев Повелителя. Надеюсь, ей не придет в голову совать туда любопытный нос, в противном случае нос будет плавать отдельно от тела, а сама Мария в мешке в Босфоре — отдельно.

Вздохнув, я отложила перо и взяла со столика у кровати любимое мятное масло. В очередной раз нещадно разболелась голова, а „Нурофена“ и его аналогов в XVI веке еще не придумали. Впрочем, масло тоже неплохо подходит.

Спустя двадцать минут девушка вернулась и передала мне, что Повелитель письмо получил лично в руки, а так же попросил ее через час подойти за ответом. Я кивнула и отпустила Гюльнихаль в ташлык, отдохнуть и пообщаться с другими девушками. Сама же решила наведаться в гости к Махидевран.

От неспешного облачения в новый темно — синий кафтан, только сегодня переданный мне портнихой, отвлек дикий крик из гарема, после которого послышались причитания и бессвязные вопли, умоляющие Аллаха сохранить ее дитя. Чуть прислушавшись, я похолодела — кричала баш — кадина. Плюнув на наряды, лохматая как веник, я бросилась из покоев в ташлык рабынь.

— Махидевран! — меня откровенно испугала открывшаяся глазам сцена: баш — кадина прижимает к груди почти синего шехзаде и воет, словно раненная волчица над своим погибшим детенышем. –Что случилось?! Что с Мустафой?!

— Отойди, Хюррем, не лезь не в свои дела, — вынырнула откуда — то из — за угла сердитая Хатидже с высокомерной рожей. Во мне колыхнулась ярость.

– Все, что происходит в гареме Повелителя — это МОИ дела, потому что я — его главная жена, Хасеки! Не забывайте об этом, султанша!

От моего тона сестрица Сулеймана вздрогнула, как от пощечины. Махидевран же продолжала раскачиваться, прижав ребенка к груди и завывая. Я кинулась к ней…и с ужасом поняла, что ребенок не дышит.

Единственное, на что меня хватило — это без церемоний упасть рядом с Махи, и обнять ее за плечи. Боль от потери ребенка — это не та боль, которую бы я пожелала бы пережить хоть кому – то. Даже если этим „кем — то“ будет мой злейший враг.

— Оповестите Сулеймана, — с трудом найдя в себе силы, отдала я приказ. Хатидже со странной смесью эмоций наблюдала за нами. — Пусть Повелитель придет сюда.

— Хюррем… Почему он не дышит?! — глаза баш — кадины были похожи на две узенькие щелочки из — за опухших век. Она ничего сейчас не видела, просто продолжала сжимать сына в объятиях, словно надеялась, что это вернет его к жизни. — Он утром покушал, занимался с учителем, а потом хатун, которая водила его гулять, примчалась с криками, что шехзаде стало плохо… Я плохая мать, Хюррем?! Почему я не могу разбудить своего сына?!!

Я молча обняла ревущую в голос баш — кадину и прижала к себе. Слова здесь были не нужны, да и не при любопытных девках из гарема утешать мою вроде как соперницу. Сперва надо разогнать толпу, дождаться Сулеймана, а затем — разобраться по порядку во всем произошедшем.

Мой взгляд упал на лицо мальчика, и в душе неожиданно зашевелились смутные сомнения.

Глава 53, в которой открываются некоторые тайны

В небольшом заведении, уютно укрывшемся на одной из многочисленных улочек Стамбула, нынче вечером было весело. Янычарам раздали бакшиш в честь какого-то праздника, и их аги в данный момент накачивались вином и наслаждались обществом прекрасных женщин в этом почтенном заведении, которое держал многим известный Давуд-эфенди.

Сидевший за низким столиком в углу человек в темной, но дорогой одежде, внимательно наблюдал за веселящимися из-под капюшона своего плаща. Спрашивать незнакомца, почему он не снял плащ в помещении, где сухо и тепло, никто не стал — здесь это было в порядке вещей. Возможно, незнакомец ждал кого-то для важных переговоров и не хотел быть узнанным.

Когда в заведение вошла молодая девушка с замотанным в плащ спящим мальчиком на руках, незнакомец заметно оживился. Махнув девушке рукой, он встал со своего места и направился на второй этаж заведения, где располагались комнаты для отдыха. Девушка поспешила следом за ним.

Вскоре в неосвещенной комнате состоялся примечательный диалог.

-Айлин…- тяжелый вздох мужчины выдавал накопившуюся в нем усталость. — Ты молодец, девочка. Все сделала правильно. Смогла. Я горжусь тобой!

-Паша…

-Молчи, — палец мужчины коснулся нежных губ, призывая к тишине. –Он будет в безопасности там, уж это-то я обещаю.

-Господин…- девушка чуть не рыдала.

-Ты все сделала правильно. А теперь иди. И забудь обо всем произошедшем.

Но дойти до двери девушка просто не успела. Сильная рука схватила ее за горло, и острый кинжал вспорол его так же легко, как шелковую нежную ткань. Зажав рот девушки рукой, мужчина медленно, стараясь не производить лишнего шума, положил ее тело на пол и дождался, пока сердце несчастной не перестанет биться. Затем вытер окровавленный кинжал о свой плащ и поспешно спрятал его за пояс.

Мальчик все так же мирно спал, и, казалось, вовсе не думал просыпаться. Взяв его на руки и нежно укрыв плащом, мужчина быстро и бесшумно вышел из комнаты, а через минуту покинул заведение.

***

Больные и воспаленные глаза Махидевран теперь будут сниться мне в кошмарах. После того, как прибежал Сулейман и начал причитать над телом своего сына, говорить с этой парой горюющих родителей не было возможности. Мне пришлось, скрипя зубами, покинуть их и направиться в покои к валидэ. Она единственная, с кем я сейчас могу поговорить — несмотря на ее заносчивость и любовь к пустяковым капризам, Айше Хафса мудрая женщина.

Кому еще мне рассказать о своих подозрениях насчет Мустафы в этом гареме, как ни ей?

Но невезение сегодня решительно меня преследовало.

Валидэ спала. Служанки посовещались и предложили мне прийти попозже, когда их госпожа встанет. С каждым днем состояние здоровья Хафсы все ухудшалось — у нее уже почти не оставалось сил на то, чтобы разгуливать по гарему и навещать наложниц Сулеймана. Она все чаще ложилась отдыхать среди дня, и недалек был тот день, когда Царственная колыбель окончательно отправится в сады Аллаха к своему возлюбленному супругу и господину.