Стивен Кинг - Стрелок (пер. Р. Ружже)

Они обменялись долгим взглядом вне времени.

– Ты никогда его не догонишь, – сказала Сильвия. – Ты идешь стезей зла.

– Он приходил к тебе, – сказал стрелок.

– И в мою постель. Он говорил со мной на Языке. Он…

– Он трахал тебя.

Женщина не дрогнула.

– Ты идешь стезей зла, стрелок. Ты держишься в тени. Вчера вечером ты держался в полумраке святого места. Неужто ты думал, будто я тебя не разгляжу?

– Зачем он исцелил травоеда?

– Он ангел Божий. Так он сказал.

– Надеюсь, это было сказано с улыбкой.

Она приподняла губу, безотчетно, как дикий зверь, показав зубы.

– Он говорил мне, что ты придешь следом. И объяснил, что делать. Он сказал, что ты – Антихрист.

Стрелок покачал головой.

– Этого он не говорил.

Глядя на него снизу вверх, женщина лениво улыбнулась.

– Он сказал, что ты захочешь возлечь со мной. Хочешь?

– Да.

– Цена – твоя жизнь, стрелок. Я зачала от него дитя… дитя ангела. Если ты войдешь в меня… – Позволив закончить свою мысль ленивой усмешке, Сильвия повела могучими бедрами, натянувшими платье, будто безупречные мраморные глыбы. Эффект был головокружительным.

Стрелок опустил руки к рукояткам пистолетов.

– В тебе демон, женщина. Я могу убрать его.

Его слова мигом возымели действие. Сильвия отпрянула, вжалась в спинку кресла, а на лице вспыхнуло хитрое и хищное выражение.

– Не прикасайся ко мне! Не подходи! Ты не смеешь тронуть Невесту Господа!

– Хочешь, поспорим? – сказал стрелок, усмехаясь. Он сделал шаг в ее сторону.

Плоть, облекавшая огромный остов, пискнула. Лицо женщины превратилось в карикатуру на безумный ужас, и она ткнула в стрелка выставленными вилкой пальцами, творя знак Ока.

– Пустыня, – сказал стрелок. – Что за пустыней?

– Ты никогда его не догонишь! Никогда! Ты сгоришь! Так он мне сказал!

– Я поймаю его, – сказал стрелок. – Мы оба это знаем. Что за пустыней?

– Нет!

– Отвечай!

– Нет!

Он незаметно прокрался вперед, упал на колени и вцепился ей в бедра. Ноги женщины сомкнулись намертво, как тиски. Она издавала похожие на причитания странные, сладострастные звуки.

– Значит, демон, – сказал он.

– Нет…

Он грубым рывком разнял ее стиснутые колени и вытащил из кобуры револьвер.

– Нет! Нет! Нет! – Короткие, свирепые, утробные выдохи.

– Отвечай.

Сильвия качнулась в кресле, и пол задрожал. С ее губ слетали мольбы и бессвязные обрывки какой-то тарабарщины.

Стрелок пропихнул ствол пистолета вверх и скорее почувствовал, чем услышал, как легкие женщины шумно засасывают воздух в полном ужаса вздохе. Она осыпала ударами его голову, барабанила по полу ногами. В то же время огромное тело пыталось захватить вторгшийся в него предмет, заключить его в свою утробу. Снаружи за ними следило одно только фиолетовое небо.

Она что-то провизжала – пронзительно, тонко, нечленораздельно.

– Что?

– Горы!

– И что же горы?

– Он делает привал… по другую сторону… Боже милостивый… набирается сил. Медитирует, понятно? О… я… я…

Внезапно вся эта огромная гора мяса напряглась, устремилась вперед и вверх, и все же стрелок был осторожен и не позволил укромной плоти женщины коснуться себя.

Тогда Сильвия словно бы лишилась сил, поникла, съежилась и, уронив руки в колени, разрыдалась.

– Итак, – сказал стрелок, поднимаясь, – демона мы обслужили, а?

– Убирайся. Ты убил дитя. Убирайся. Убирайся вон.

У двери он остановился и оглянулся.

– Нет ребенка, – коротко обронил он. – Ни ангела, ни демона.

– Оставь меня.

Он подчинился.

16

К тому времени, как стрелок прибыл к конюшне Кеннерли, на северном горизонте сгустилась странная мгла, и он понял, что это пыль. Воздух над Таллом был по-прежнему совершенно тих.

Кеннерли поджидал его на засыпанных сенной трухой подмостках, которыми служил пол сарая.

– Отбываете? – Он униженно усмехнулся.

– Да.

– Но не перед бурей же?

– Впереди нее.

– Ветер летит быстрей, чем мул везет человека. И на открытом месте может убить.

– Мул мне будет нужен прямо сейчас, – просто сказал стрелок.

– Само собой. – Но Кеннерли не уходил: раздвинув губы в подобострастной, полной ненависти улыбке, он не двигался с места, будто соображал, что бы еще сказать, а его взгляд метнулся куда-то вверх, за плечо стрелка.

Стрелок отступил в сторону, одновременно обернувшись, и тяжелое полено, которое держала девушка по имени Суби, просвистело в воздухе, задев только локоть. Размахнулась Суби так сильно, что не удержала деревяшку, и та загремела на пол. С опасной высоты сеновала легкими тенями сорвались ласточки.

Девушка тупо, по-коровьи смотрела на него. Из-под застиранной рубахи выпирало перезрелое великолепие грудей. Большой палец медленно, будто во сне, искал прибежища во рту.

Стрелок снова повернулся к Кеннерли. Кеннерли стоял – рот до ушей. Кожа приобрела восковую желтизну. Глаза бегали.

– Я… – начал он шепотом, с трудом ворочая языком в заполнившей рот густой слюне, и не сумел продолжить.

– Мул, – негромко напомнил стрелок.

– Конечно, конечно, само собой, – зашептал Кеннерли. Теперь в его ухмылке сквозил оттенок недоверия. Шаркая ногами, он отправился за мулом.

Стрелок отошел туда, откуда можно было следить за Кеннерли. Конюх вернулся с мулом и подал стрелку поводья.

– Иди, займись сестрой, – сказал он Суби.

Суби вскинула голову и не двинулась с места.

Стрелок ушел, а они стояли и пристально смотрели друг на друга: Кеннерли – с болезненной усмешкой, Суби – с немым бессловесным вызовом. Зной за стенами сарая по-прежнему напоминал кузнечный молот.

17

Стрелок вел мула по середине улицы, вздымая башмаками фонтанчики пыли. Бурдюки с водой были прикреплены ремнями к спине животного.

У заведения Шеба он остановился, но Элли там не оказалось. В задраенном от надвигающейся бури трактире было пустынно, но все еще грязно – с предыдущего вечера. Алиса еще не бралась за уборку, и дом вонял, точно мокрый пес.

Он заполнил дорожный мешок припасами – кукурузная мука, сушеные и печеные початки, половинка куска сырого мяса, отыскавшаяся в леднике, – и оставил на дощатом прилавке четыре сложенных столбиком золотых монеты. Элли не спускалась. Пианино Шеба молча попрощалось с ним, показав желтые зубы. Он снова вышел на улицу и подпругой прикрепил дорожный мешок к спине мула. Горло сжималось. Ловушки еще можно было избежать, однако шансы были невелики. В конце концов, он же был Лукавым.