Михаил Ахманов - Страж фараона

Вдали, за каналом Монта, слышался грозный гул – стоны боевых рогов, лязг оружия и топот множества ног, перекрываемый временами слитным воплем идущих в атаку воинов. До лагеря корпуса Амона, с которым сражались сейчас ветераны Инхапи, было километра два, но звуки далеко разносились в душном раскаленном воздухе, и город, внимая им, замер в тревожном оцепенении, будто муравейник, рядом с которым сошлась в поединке пара свирепых быков. Не ровен час, затопчут...

Но на Восточной улице, тянувшейся от садов фараона до казарм колесничного войска, пока что царили спокойствие и тишина. Ни храмов, ни жилых строений здесь не было, и тракт, прямой, как древко копья, затеняли лишь огромные каштаны с поникшей от жары листвой. За ними, на юго-западе, ближе к речному берегу, начиналась зона дворцового парка, но крыши и башни большого дворца, как и домов знатнейших вельмож, скрывали завесы зелени, по-прежнему яркой и свежей: работники, качавшие воду из Нила, трудились не покладая рук. Парк простирался до крепких стен Ипет-ресит, южного святилища Амона, благодаря чему подступ к обители пер'о с фланга или с тыла был невозможен для колесниц. Они могли проехать только здесь, по Восточной улице, что отходила от Царской Дороги вблизи огромных пилонов, обозначавших вход на священную царскую землю.

Семен, стоявший рядом с Усерхетом, жилистым сорокалетним чезу Пантер, оглянулся на отряд перегородивших улицу лучников. Воины стояли в три шеренги, со стрелами, наложенными на тетиву, и хоть их было всего лишь десятков пять, прорваться сквозь этот барьер не удалось бы ни единой колеснице. Особенно если учесть других стрелков, засевших под деревьями, а также маленький, наспех придуманный, но очень эффектный сюрприз.

Шагах в сорока за лучниками, у поворота к Царской Дороге, потел под солнцем отряд тяжелой пехоты – сотня воинов в кожаных нагрудниках и шлемах, с тяжелыми, закругленными сверху щитами и двухметровыми копьями, под командой знаменосца Хорати. Боевое снаряжение перевозилось в столицу тайно, пряталось по дворам у родичей в Кебто, Джеме, Уасете, и, чтобы собрать своих воинов, вооруженных и готовых к битве, офицеры Инхапи трудились всю прошлую ночь. Старания их были успешными – судя по звукам, что доносились от казарм, и по тому, что Усерхет занял Восточную улицу еще до утренней зари. Но выглядел он измотанным и то и дело прикладывался к фляге с водой.

– Иди в тень, – сказал Семен, – ляг под деревом и закрой глаза. Колесниц пока что не видно. Может, они вообще не появятся – Хуфтор ведь не сошел с ума, чтоб бросить их в атаку по улице в двадцать локтей шириной.

– Может, и не появятся, – прохрипел Усерхет, покосившись на стальной топор в руках Семена, – только я должен стоять здесь. Ты, господин, хоть и могучий воин с грозной секирой, а долг военачальника не понимаешь. Тяжкое наше ремесло! Вот я, уставший так, что чувствую вкус смерти на губах, торчу на жаре и буду торчать, потея под ремнями и нагрудником. А почему?

– Да, почему? – полюбопытствовал Семен, глядя в хмурое лицо Усерхета.

– А потому, что люди мои должны меня видеть на этом самом месте. Раз я стою и терплю, значит, и им Амон велел. Не то какая же мне вера? – Он снова приложился к фляге.

– Люди твои не мотались всю ночь по дворам и улицам, не пересчитывали друг друга, не погоняли теп-меджет. Они выглядят свежими и полными сил, а ты – уставшим. Отдохни!

Но Усерхет лишь с упрямым видом помотал головой и буркнул:

– Отдохну в гробнице, а сейчас надо ждать, потеть и драться. Вот только землю полью...

Он отошел к обочине и облегчился под развесистым каштаном. Это дерево – и еще одно, на противоположной стороне – было подрублено и являлось тем самым маленьким сюрпризом, что ожидал колесничих Хуфтора. Если, конечно, он решится атаковать...

“Чем черт не шутит”, – думал Семен, разглядывая терявшуюся вдали дорогу. Как-никак триста колесниц, шестьсот солдат... Почему бы и не попробовать? Что в лагере сидеть? Тем более что схватка у казарм пехоты может по-всякому обернуться... да, по-всякому... С одной стороны, у Инхапи – менфит, бойцы отборные и злые, напавшие внезапно; с другой – их все-таки поменьше, чем воинов у Хоремджета, да и сидят те за валом и рвом, пусть обмелевшим... Хрен его знает, чья возьмет! И ждать тут вроде не с руки... Действовать надо, действовать! Не то дождешься маджаев с палками и удавками...

Маджаев-полицейских у градоначальника Пенсебы было несколько сот, но в схватке они участия не принимали. Во-первых, по недостатку оружия – у них имелись лишь палки, плети да веревки, а не секиры с копьями; а во-вторых, происходившее к их компетенции не относилось. Не бунт простолюдинов, не драка в кабаке и не грабеж могил – переворот! Когда закончится, тогда и будет дело для маджаев: казнить зачинщиков, вязать повинных и проводить в каменоломню или на рудник. По воле первого министра Хоремджета или царицы Хатшепсут – это как рассудят боги...

На дороге клубом взметнулась пыль, и Усерхет поспешно вернулся, оправляя тунику. Стрелки разом подтянулись, первый ряд рухнул на колено, но копьеносцы все еще стояли “вольно” – похоже, колесница была одна-единственная. Впрочем, Техенна и Ако, болтавшие с приятелем из пантер, тут же ринулись вперед с дротиками и щитами – не иначе как прикрыть хозяина от стрел коварного врага. Мериры с ними не было; его Семен не взял, оставил вместе с Анупу в доме, чтоб охраняли женщин и добро.

Колесница замедлила ход и развернулась на неширокой дороге, метрах в ста от шеренги лучников. В ней были двое – возничий и знатный военачальник в нагруднике, украшенном бронзой, с кинжалом и секирой на перевязи. Борт колесницы тоже блестел бронзовыми накладками, над лошадьми развевались султаны из перьев, да и кони были отменные – не из Куша, а аравийские скакуны. Только запрягали их по-варварски, цепляя кожаный ремень на шею.

– Хуфтор, – сказал Семен, приглядевшись.

– Он, – со вздохом подтвердил Усерхет. – Двенадцать разливов минуло, как мы сражались рядом в Хару. Много битв и покоренных городов, много вина и женщин, и крови тоже много... Теперь друг с другом будем драться, порази меня Сохмет!