Сергей Волков - Слуги Карающего Огня

Светало, яснели деревья, земля и небо вокруг, и лишь Черный лес оставался таким же темным, что и в глухую ночь.

– Он и днем такой? – спросил Луня волхва, невольно понижая голос до шепота. Шык усмехнулся:

– А ты думаешь, почему его Черным нарекли? Погоди, Яр взойдет, сам увидишь – и деревья, и трава, и даже цветы, все в этом треклятом лесу чернее ночи! Но ты особо в ту сторону не гляди – не ровен час, поймает твой взгляд какая-нибудь тварь, потом беды не оберешься, Чур нас от этого! Смотри лучше налево, вишь, вон вершины Ледяного хребта солнце уже окрасило – лепо! Вед мне сказывал, что ары хотели Ход ближе к горам провести, от Черного леса подальше, да там своя напасть оказалась – туман чародейский. Наплывает тот туман с гор, людей и животных разума лишает, одни влоты, что с заката сюда забредают, чары туманные терпят, да и правду сказать, у влотов разума с овечий говяш, им и терять особо нечего!

За разговорами солнце взошло, Луне сразу стало веселее. В сторону Черного леса он старался больно-то не смотреть, как волхв советовал, но все же не удержался, глянул – и подивился тому, как чудно выглядело все в колдовском лесу.

Действительно, и травы, и деревья, корявая родня родских елок да листвениц, и кусты, и даже крупные, красивые цветы, что росли под деревьями – все было непроглядно черным, словно кто-то специально красил лес, коптил его, заливал смолой и дегтем.

Дневали снова на горке, на лесистом холме к полуночи от Хода. Спали в очередь, правда, Шык дал Луне волю, но зато потом отправил на охоту.

Луня бродил-бродил по распадкам, спугнул зайца, потерял три стрелы и упустил косого. Злой и усталый, возвратился он к костру, виновато развел руками, мол, обиделась на что-то Зева, не помогла.

Шык покачал головой, пошарил в котомке, выкатил на смуглую ладонь катышки мурцы. Вскипятили воду, заварили листья дикой малины, кинули мурцу – получилось остро воняющее медвежатиной хлебово, жирное и духовитое. От мурцы по жилам побежал огонь, в желудке образовалась приятная сытость, но надолго мурцы не хватит, она и запасается на самый черный день, когда никакой другой еды нет, и человек с голоду пропадает.

– Если завтра мяса не добудем, придется постится! – объявил Шык, когда они уже собрались в дорогу. Луня только криво усмехнулся – «добудем»! Ему, Луне, добывать придется!

Снова всю ночь скакали. Небо затянуло облаками, временами шел дождь. Ни зги не было видно в ночном мраке, лишь Черный лес выделялся слева еще более черной полосой темени, как будто жирным углем провели по черной коже. Черное на черном, мрак во мраке…

У Луни стыла кровь в жилах, от голода дрожали руки, все тело покрывал холодный пот. Волхв говорил, что это дает о себе знать лесное чародейство, которое стало ощущаться тут после того, как спали арские чары Хода, призывал крепится и надеется на богов и предков, но Луня все больше и больше слабел, и телом и духом.

Так прошло два дня, вернее, две ночи. На третий день Зева смилостивилась, и Луне удалось подстрелить косулю. К сурковой шкурке, добытой, казалось, давным-давно, чуть ли не в другой жизни, добавилась пятнистая косулья, путники попировали всласть, присолили мясо и теперь были с каким-никаким припасом.

Голод отступил, но жутковатая одурь чернолесных чар не отпускала Луню. Порой ему начинало казаться, что все это – сон, страшный морок, насланный злой Видью, богиней дурных снов, и надо только собраться с силами и проснуться. Но проснуться не получалось, и от того становилось еще страшнее…

На пятый день пути, когда от косули осталась уже половина, дорогу странникам преградила еще одна текущая с севера, с Ледяного хребта, река.

Неширокий, шумящий поток решили брать с ходу, погнали арпаков в холодные волны – и едва не потонули, норов у реки был злой, дно покрывали крупные валуны, и лишь выносливость и сила коней спасли Луню и Шык от смерти.

– Не должно было быть тут реки! – удивлялся после переправы волхв: – Ручеек тут бежал, шагов в десять шириной всего, и глубиной – по колено! Что за чудеса, сожги их Яр! Не иначе, чары дурные кто-то на тот ручей наложил, обернув его рекой!

Прошла первая семидица пути вдоль Черного леса, потянулась вторая. Луня постепенно привык к холоду в сердце, привык к страху и морочной одури. На днёвках путники стали примечать приближение осени – то там, то сям трепетали на осинках первые покрасневшие листья, жухла трава, поперли из-подо мха грибы. Теперь нехватка пищи перестала пугать Луню – за грибами ягоды пойдут, брусника, голубика, дикие яблоки созреют, а там и птица в перелет тронется, утки, гуси, голодать не придется!

Конечно, в родских лесах сейчас и грибов никаких нет, так, маслята сопливые если только, да и ягодам осенним рано, и лист не желтеет, но тут, много севернее, осень уже дохнула на леса, по ночам плыли сизые туманы, и прежде чем по утру ложиться спать, приходилось настилать постель из лапника – за ночь земля остывала и холодила бока.

Вторая семидица ночного пути подошла к концу, однако ни беры, ни нежить Черного леса себя никак не обнаружила, и Луня даже успокоился – видать, пронесло, обошла беда стороной, не достануться их косточки зверям да птицам.

На третий день третьей семидицы дневать остановились поздно – Яр уже высоко стоял над землей, но уж больно ходка мчались арпаки, уж больна ровна и пряма была дорога! Скачи да скачи!

Все же усталось взяла свое, и Шык скомандовал останавливаться и делать стан. Место дневки выбрали, как обычно, на холме, так, чтобы не видеть за деревьями чернолесья. От первой косули остались к тому времени шкура да память, но Луня не зря щедро полил теплой кровью Зевин амулет – теперь каждый день его стрелы находили каку-нибудь добычу – то зайца, то тетерку, а раз даже умудрился Луня подстрелить в небольшом проточном озерке здоровенную щуку, что грелась в прибрежной траве на последнем солнышке.

Поели и Шык прилег, оставив Луню караулить. Посвистывали лесные птички, шелестели первые опавшие листья. Леса уже сильно изменили свой цвет, все больше желтея, бурея, краснее. Скоро повалит с деревьев лист, оголятся ветки и шумно станет в лесу – придет время звериных свадеб.

Луня присел на ствол поваленной березы, положил рядом лук и принялся чинить прохудившиеся, плетеные из полос кожи поршни, какие всегда одевали заместо лыковых лаптей роды, отправляясь в дальнюю дорогу. Время от времени Луня оглядывался по сторонам – мало ли что!

Оглядывался, оглядывался – и проглядел! А когда заметил, едва не поздно уже стало! Только и смог, что ужом метнутся за поваленный ствол, на котором сидел, и швырнуть недочиненный поршень в спящего неподалеку волхва.

А со стороны Хода, и стало быть, со стороны Черного леса, шли вдоль холмов люди. Люди, да не простые, такие, как и описывал их волхв – в черных плащах, лиц не видно, с длинными копьями в руках. Беры, числом шесть.