Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – принц-регент

Возможно, не заметила? Или все-таки послана не за мной? Возможно, она на свободной охоте, либо нужен кто-то иной…

И все-таки сон теперь не шел, я лежал с колотящимся сердцем и старательно продумывал все варианты, кто мог за мной послать и, главное, что именно. Первоначальное предположение, что это не за мной, пришлось отбросить. Слишком облегчающее жизнь, а та научила, что меня что-то все стараются нагрузить, лягнуть, пнуть, ударить, но никак не дать пряник или хотя бы похлопать по плечу, не говоря уже о том, чтобы почесать спинку.

Сна ни в одном глазу, ах да, нужно поупражняться в переносах, пока еще получается замедленно, не умею сосредотачиваться, всякая мелкая хрень отвлекает…

Представил в руке меч, выкованный гномами, сейчас он у меня в моей королевской опочивальне, буквально ощутил в ладони холодную рифленую рукоять… чувство такое, что вот уже сомкнул пальцы, но перевел взгляд на ладонь…

Сжал и разжал пальцы, условия для переноса самые идеальные, ничто не мешает и не отвлекает, однако… однако меча нет.

Возможно, расстояние, возможно, свирепые холода, но самое разумное объяснение – святость монастыря блокирует любые магические действия.

На всякий случай попрактиковался, создавая вино в большой глиняной кружке; получилось, хотя чему так уж радоваться? Видимо, создание вина и пищи у меня за счет моей паладинистости, а телепортация мечей – уже магия, здесь абсолютно неприемлемая, хотя намного более нужная.

В дверь осторожно и очень деликатно постучали, однако настойчиво; очень интересное сочетание, подумал я, вот это деликатно и весьма настойчиво.

– Открыто! – сказал я громко.

Вошел брат Альдарен, осторожно и не отрывая взгляда от дремлющего Бобика притворил за собой и поклонился со всей учтивостью, больше приличествующей рыцарю, чем монаху.

– Брат паладин…

– Добрый день, – приветствовал его я. – Он ведь добрый?

– Господь всегда посылает добрый, – ответил он. – Мы сами делаем его тем или иным. Брат паладин, вам, как новичку, проделавшему такой долгий и тяжкий путь, отец настоятель милостиво разрешил не присутствовать на всенощной…

Я воскликнул:

– Ура!

– …утрене и службе после заутрени, – договорил он, – что в четыре часа утра…

– Вот щасте-то привалило, – сказал я.

Бобик приподнял голову, посмотрел на меня в поисках счастья, в глазах проступил укор, нехорошо обманывать, снова уронил голову и засопел.

– Вы также пропустите окончательный общий подъем, – продолжил Альдарен, – личную молитву и первый канонический час…

– Это когда собирается капитул? – спросил я. – Ну, я общую молитву произношу мысленно. У нас, паладинов, это получается неплохо – дисциплина ума называется. Читать главы из устава или Евангелия мне тоже не обязательно, я Библию знаю наизусть, могу на спор или шелобаны зачитать любой отрывок…

Он поморщился.

– Брат паладин, в этом нет необходимости. Как и нет заслуги в том, чтобы зачем-то заучивать Библию.

– Правда? – спросил я с интересом. – Почему?

– Не проще ли, – спросил он, – держать под рукой книгу? Но капитул нужен, на нем выслушивают отчет старших монахов о работах, сообщают о положении текущих дел… вам разве не интересно?

Я воскликнул:

– Еще как!

– А также, – добавил он, как мне показалось, значительно, – проводится дисциплинарная часть. Иных монахов обвиняют в нарушении дисциплины. Обычно они каются сами, но если их обвиняют братья, то в этих случаях дело разбирает обвинительный капитул…

– В общем, – сказал я, – я все это счастье пропустил? Мне надлежит быть только на утренней мессе, когда все монахи обязаны присутствовать в полном составе…

– За исключением тяжело больных, – подтвердил он. – Но это только сегодня. С завтрашнего дня вы подчиняетесь уставу без каких-либо послаблений.

Я спросил с тревогой:

– А который час?

Он взглянул на свечу, где отметки показывают интервалы в четверть часа, затем перевел взгляд на большие песочные часы в нарочито грубой подставке из некрашеного дерева.

– Через два часа наступит полночь, брат паладин, так что отдыхайте до самого утра. После утренней мессы вам предстоит помолиться в течение часа в своей келье, затем монастырская месса… а потом вам дадут какую-то работу.

– Вот спасибо, – пробормотал я жалко, – наконец-то! Щасте-то какое… А когда завтрак?

Бобик, услышав знакомое слово, тут же пробудился от глубокого сна и с требовательным вопросом в глазах воззрился на молодого монаха.

– Трапеза, – сообщил Альдарен дрогнувшим голосом, – будет около двенадцати. А легкий ужин с пяти вечера до половины шестого. Потом повечерие, а после него братья отходят ко сну.

– Хорошо, – сказал я. – Обязательно приду! Как не прийти? Не могу же пропустить такое… интересное мероприятие. Можно смело сказать, увлекательное до глубины души, хоть и для любителя, а я еще тот любитель церковного пения!

Он замедленно поклонился, явно стараясь осмыслить сказанное, и вышел, держась возле стены, чтобы не потревожить собачку ростом с теленка, а весом с быка.

Я торопливо оделся, на душе пакостно и тревожно. Из головы не идет то чувство близкой опасности, а также моя неспособность призвать оружие или что-то еще из так необходимых, как теперь кажется, вещей, оставленных, можно сказать, в стационаре.

В дверь мощно бухнули, как будто бревном, и она тут же отворилась, не дожидаясь моего отклика. Вошел брат Жак, огромный и медведистый.

– А-а, – сказал он довольно, – и не ложился?.. Иди пожри на ночь, а то по себе знаю, никакой сон не идет, когда брюхо пустое. Твоя собачка уже успела и за тебя? Молодец, я так и думал, она у тебя хозяйственная! А как насчет выпить?

– Она или я? – спросил я осторожно.

Он довольно хохотнул.

– Хороший вопрос. Чувствую, ты паладин еще тот! И вполне уживешься, у нас тут просто.

– Погоди, – сказал я, – а разве трапеза не в двенадцать?

– Точно, – подтвердил он, – трапезная – хорошее место, можно поговорить обо всем, но если хочешь пожрать, то либо проси, чтобы тебе принесли в келью, а если не слишком зажрался, то и сам сходишь… Кстати, твоя собачка так уелась, что чуть там спать не легла.

– Вот свинья, – буркнул я. – Правда, мы так долго добирались сюда по морозу, что ей надо восполнить потерю жировых запасов. А где у вас кухня?

– Я проведу, – сказал он. – Разве не долг наш заботиться о братьях наших меньших?

Я вышел вслед за ним, а когда проходил по коридору, свечи на стене вспыхнули ярче. Жак от неожиданности остановился так резко, что едва не ударился о выступ стены.

Я по инерции сделал еще пару шагов, следующие две тоже вспыхнули, как два маленьких солнца.

– Чего это они? – проговорил он с недоумением.